ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
И этот вертопрах и бабник вообразил, что дело тут не больше, не меньше, как в его личных достоинствах. Он уверен в своем блестящем грядущем предназначении, и самое смешное здесь в том, что ему и вправду суждено взойти на Иерусалимский трон. И довольно скоро.
— Все дело в том, кто введет его туда.
— Правильно, мессир Гюи, слава богу хватает ума пока никому не говорить «да». Вернее, даже, никому не говорить «нет», ибо «да» он уже сказал всем. Даже султану Саладину.
— Саладину? Это предательство, — вскричал старик.
Брат Гийом пожал плечами.
Де Марейль плеснул себе еще вина. Лицо его изрядно покраснело, что составляло резкий контраст с сединой волос. В глазах светилась решимость, которой не было никакого сиюминутного применения.
— Что ж, — сказал он, — я теперь уеду дня на два, три. Вы знаете куда. Вы пришлете мне курьера с известиями.
— Всенепременно, — кивнул брат Гийом.
Граф простился и покинул залу. Когда стихли шаги, сенешаль сказал с легкой укоризной в голосе.
— Напрасно вы настраиваете его против себя. Из человека безвредного он может стать опасным. И в самом деле, неужели он будет хуже смотреться на месте великого магистра, чем этот самодовольный де Ридфор? Сей благородный старец напитан энергией не по годам. Вы знаете куда он поскакал? Его ожидает в замке молоденькая берберка, но даже она неспособна исчерпать всех его сил.
— Среди наварцев такое встречается, — сказал де Жизор с той же интонацией, как недавно — «Византийцы — лукавы», — но вы не ответили на мой вопрос.
— Какой?
— Относительно де Ридфора.
— Ах этот, — брат де Гийом сел в кресло еще помнившее старика де Марейля, — не подумайте, что я уклоняюсь прямого ответа. Важно не то, кто именно занял это место. Признаться, я устал повторять эту конкретную мысль, — он похлопал ладонями по подлокотникам.
— Что же тогда важно?
— Что наш орден, — я уже говорил об этом графу и с сожалением констатирую, что вынужден повторять и вам, — наш орден, это такое сообщество, такая организация… наш орден может управляться, если угодно, совершенным идиотом, настолько сложно он умышлен и предвиден. Не человек, сидящий в кресле великого магистра, будет распространять на его деятельность груз своих недостатков, а орден будет шлифовать качества человека, которого поставит над собой. Да вы хоть припомните, кем был граф де Торрож пять лет назад, когда его посадили в это кресло?
— Да, — кивнул де Жизор, — кого угодно было легче представить в качестве великого магистра, чем его.
— Правильно: хам, крикун, авантюрист, поверите ли, де Торрож был почти неграмотен, клянусь. А что с ним стало под конец жизни — он превратился в незаурядного государственного мужа, вряд ли кто-то из европейских монархов мог бы с ним сравниться.
— Пожалуй, — задумчиво согласился сенешаль.
— Хотя, — брат Гийом сложил молитвенно руки на груди и устремил очи горе, к тому месту на потолке, где было нанесено огромное, и от этой огромности несколько расплывчатое, изображение Иоанна Крестителя. Эту фреску удобнее всего было бы рассматривать из глубокого колодца. — Хотя, может быть, мы не правы, сожалея о прежнем господине, хотя, может быть, мы не видим тех примет в окружающем мире, что сигнализируют, что пришло время де Ридфора.
— Я принимаю философскую часть ваших рассуждений, — сказал де Жизор, также поднимая голову вверх, тоже, как бы осознавая, что разговор о судьбах ордена происходит в присутствии одного из высших его покровителей.
— Но чувства ваши противятся, брат?
— Да.
— Но рассудите, что было бы, устрой мы наше великое начинание по законам зыбких чувств.
Сенешаль ничего не успел ответить. Явился служка и объявил, что явился некто Гюи де Карбон.
Брат Гийом отнял руки от груди и положил их обратно на подлокотники.
— Ну, позови, позови.
— Кто такой де Карбон, трубадур? — спросил сенешаль.
— Трубадур, трубадур.
В залу вошел невысокий коренастый и совершенно рыжий человек в костюме из потертого сукна, во рту не хватало нескольких зубов.
— Ты принес?
— О, да, — трубадур вытащил из-за пояса свернутый в трубку пергамент, — я сделал сразу три.
— Три? — брат Гийом поджал губу, — и ты рассчитывал, что я заплачу тебе втрое.
Поэт неуверенно улыбнулся.
— Честно говоря, да.
— Ну что ж, — сказал брат Гийом, пробегая глазами текст, — думаю моя возлюбленная будет довольна. Вот твой гонорар…
На стол легли три золотые монеты. Де Карбон смахнул их себе в карман и, угодливо кланяясь, удалился. Когда он ушел, сенешаль сказал.
— У меня было несколько иное представление о трубадурах.
— Справедливости ради надо признать, не все они похожи на этого негодяя.
— А что это, прошу прощения, за «возлюбленная»?
— Не мог же я этому пьянице сообщить, что свои слезливые воскликновения он обращает принцессе Сибилле.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. СВЯТОЙ ГОРОД
В Иерусалиме шевалье де Труа не сразу нашел подходящую квартиру.
Поселившись на постоялом дворе, неподалеку от Тофета, он занялся изучением города. Выяснил со всею доскональностью месторасположение королевского дворца, тамплиерского капитула, резиденции Великого магистра тамплиеров, дворца комтура города Иерусалима. Прогулялся до капеллы тамплиеров, что стоит по дороге к Вифлеему, осмотрел громаду госпиталя св. Иоанна. Был у Храма Гроба Господня и знаменитого храма на горе Давида. Забредал также в мусульманские и иудейские кварталы, чего латинянам, и в особенности крестоносцам, делать не рекомендовалось.
Вскоре шевалье де Труа ориентировался в Святом городе, как в собственном кошельке. Много раз он обходил те места, где располагался Соломонов храм, каждый закоулок и каждый своеобразно выступающий камень был ему тут знаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193
— Все дело в том, кто введет его туда.
— Правильно, мессир Гюи, слава богу хватает ума пока никому не говорить «да». Вернее, даже, никому не говорить «нет», ибо «да» он уже сказал всем. Даже султану Саладину.
— Саладину? Это предательство, — вскричал старик.
Брат Гийом пожал плечами.
Де Марейль плеснул себе еще вина. Лицо его изрядно покраснело, что составляло резкий контраст с сединой волос. В глазах светилась решимость, которой не было никакого сиюминутного применения.
— Что ж, — сказал он, — я теперь уеду дня на два, три. Вы знаете куда. Вы пришлете мне курьера с известиями.
— Всенепременно, — кивнул брат Гийом.
Граф простился и покинул залу. Когда стихли шаги, сенешаль сказал с легкой укоризной в голосе.
— Напрасно вы настраиваете его против себя. Из человека безвредного он может стать опасным. И в самом деле, неужели он будет хуже смотреться на месте великого магистра, чем этот самодовольный де Ридфор? Сей благородный старец напитан энергией не по годам. Вы знаете куда он поскакал? Его ожидает в замке молоденькая берберка, но даже она неспособна исчерпать всех его сил.
— Среди наварцев такое встречается, — сказал де Жизор с той же интонацией, как недавно — «Византийцы — лукавы», — но вы не ответили на мой вопрос.
— Какой?
— Относительно де Ридфора.
— Ах этот, — брат де Гийом сел в кресло еще помнившее старика де Марейля, — не подумайте, что я уклоняюсь прямого ответа. Важно не то, кто именно занял это место. Признаться, я устал повторять эту конкретную мысль, — он похлопал ладонями по подлокотникам.
— Что же тогда важно?
— Что наш орден, — я уже говорил об этом графу и с сожалением констатирую, что вынужден повторять и вам, — наш орден, это такое сообщество, такая организация… наш орден может управляться, если угодно, совершенным идиотом, настолько сложно он умышлен и предвиден. Не человек, сидящий в кресле великого магистра, будет распространять на его деятельность груз своих недостатков, а орден будет шлифовать качества человека, которого поставит над собой. Да вы хоть припомните, кем был граф де Торрож пять лет назад, когда его посадили в это кресло?
— Да, — кивнул де Жизор, — кого угодно было легче представить в качестве великого магистра, чем его.
— Правильно: хам, крикун, авантюрист, поверите ли, де Торрож был почти неграмотен, клянусь. А что с ним стало под конец жизни — он превратился в незаурядного государственного мужа, вряд ли кто-то из европейских монархов мог бы с ним сравниться.
— Пожалуй, — задумчиво согласился сенешаль.
— Хотя, — брат Гийом сложил молитвенно руки на груди и устремил очи горе, к тому месту на потолке, где было нанесено огромное, и от этой огромности несколько расплывчатое, изображение Иоанна Крестителя. Эту фреску удобнее всего было бы рассматривать из глубокого колодца. — Хотя, может быть, мы не правы, сожалея о прежнем господине, хотя, может быть, мы не видим тех примет в окружающем мире, что сигнализируют, что пришло время де Ридфора.
— Я принимаю философскую часть ваших рассуждений, — сказал де Жизор, также поднимая голову вверх, тоже, как бы осознавая, что разговор о судьбах ордена происходит в присутствии одного из высших его покровителей.
— Но чувства ваши противятся, брат?
— Да.
— Но рассудите, что было бы, устрой мы наше великое начинание по законам зыбких чувств.
Сенешаль ничего не успел ответить. Явился служка и объявил, что явился некто Гюи де Карбон.
Брат Гийом отнял руки от груди и положил их обратно на подлокотники.
— Ну, позови, позови.
— Кто такой де Карбон, трубадур? — спросил сенешаль.
— Трубадур, трубадур.
В залу вошел невысокий коренастый и совершенно рыжий человек в костюме из потертого сукна, во рту не хватало нескольких зубов.
— Ты принес?
— О, да, — трубадур вытащил из-за пояса свернутый в трубку пергамент, — я сделал сразу три.
— Три? — брат Гийом поджал губу, — и ты рассчитывал, что я заплачу тебе втрое.
Поэт неуверенно улыбнулся.
— Честно говоря, да.
— Ну что ж, — сказал брат Гийом, пробегая глазами текст, — думаю моя возлюбленная будет довольна. Вот твой гонорар…
На стол легли три золотые монеты. Де Карбон смахнул их себе в карман и, угодливо кланяясь, удалился. Когда он ушел, сенешаль сказал.
— У меня было несколько иное представление о трубадурах.
— Справедливости ради надо признать, не все они похожи на этого негодяя.
— А что это, прошу прощения, за «возлюбленная»?
— Не мог же я этому пьянице сообщить, что свои слезливые воскликновения он обращает принцессе Сибилле.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ПЕРВАЯ. СВЯТОЙ ГОРОД
В Иерусалиме шевалье де Труа не сразу нашел подходящую квартиру.
Поселившись на постоялом дворе, неподалеку от Тофета, он занялся изучением города. Выяснил со всею доскональностью месторасположение королевского дворца, тамплиерского капитула, резиденции Великого магистра тамплиеров, дворца комтура города Иерусалима. Прогулялся до капеллы тамплиеров, что стоит по дороге к Вифлеему, осмотрел громаду госпиталя св. Иоанна. Был у Храма Гроба Господня и знаменитого храма на горе Давида. Забредал также в мусульманские и иудейские кварталы, чего латинянам, и в особенности крестоносцам, делать не рекомендовалось.
Вскоре шевалье де Труа ориентировался в Святом городе, как в собственном кошельке. Много раз он обходил те места, где располагался Соломонов храм, каждый закоулок и каждый своеобразно выступающий камень был ему тут знаком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193