У него были длинные русые волосы до плеч, на ногах кожаные, дорогие сапоги, а за поясом — это было самое невероятное — богатой выделки кинжал. Человек этот, несмотря на то, что вместе с остальными таскал корзины и ел на земле, как раб, ту же самую полбу и сухие ячменные лепешки, нисколько не боялся берберов. Они никогда не кричали на него и не смели замахиваться.
— Кто это?
— Рыцарь, — объяснил Шама.
— Рыцарь?!
— Настоящий тамплиер. Родовитый человек, может быть даже и барон.
— Кто же его заставил…
— Он утратил свой плащ и теперь каждое утро просит прощение у братии. Пока его не простят, он будет жить и работать, как и остальные рабы.
Этот разговор хорошо запомнился Анаэлю.
Однажды, во время обеда рабов на плантации, он выждал момент, когда старший надсмотрщик отойдет к ручью, чтобы напиться, незаметно вылил свою похлебку на землю и поспешил вслед за ним, якобы для того, чтобы ополоснуть свою чашку. Опустился на колени рядом с бербером, зачерпнул из ручья и негромко сказал:
— Да продлит твой бог дни твои, господин.
Этот звероподобный мусульманин был, видимо, неглупым от природы человеком и, несмотря на то, что раб с пятнистым лицом явно нарушал порядок, обращаясь прямо к старшему надсмотрщику, позволил ему говорить.
— Твоя похлебка сытнее моей, — это была правда, берберы питались лучше простой рабочей скотины, хотя были такими же рабами, что и все остальные, — но все же жизнь твоя сходна, что несправедливо по трудам твоим.
— Говори, — произнес надсмотрщик, имея в виду, что хватит ходить вокруг да около, пора излагать суть.
Анаэль мельком оглянулся, никто из сервов еще не закончил есть, их пока можно было не ждать у воды.
— Что бы ты сказал о небольшой серебряной вещице, которая стоит не меньше двух византийских бизантов?
Теперь оглянулся бербер, он проверил не слышит ли разговор кто-нибудь из его людей.
— Что ты хочешь за это?
— У рыцаря, который ест с нами, заболел напарник. Сделай так, чтобы я его заменил.
— Где твое серебро?
— Оно сейчас не у меня.
— У кого оно?
— Обещай, господин, что сделаешь то, о чем я прошу.
Бербер искоса посмотрел в сторону странного урода с молодым голосом.
— Я могу взять в руки бич, и ты мне расскажешь не только про серебро.
— У тебя могучий бич, ты великий надсмотрщик, но, если ты станешь меня бить, я стану очень громко кричать, и тогда все узнают, у кого серебро.
— Хорошо, я обещаю.
— Нет, господин, сначала ты переведи меня, а потом я скажу тебе, у кого серебро. Если будет иначе, те, что в сарае поймут в чем дело, и меня задушат ночью.
Помолчав несколько мгновений, бербер встал и, не говоря больше ни слова, вернулся к толпе работников, заканчивавших свою не слишком обильную трапезу. Бич дважды полоснул по воздуху, это означало — хватит бездельничать, пора приниматься за работу. Все бросились к ручью, спеша напиться, — хотя жара к вечеру несколько спадала, организм иссушала работа.
ГЛАВА СЕДЬМАЯ. СЛУГА
Поначалу барон де Кренье не обратил никакого внимания на невразумительное существо с изувеченной физиономией, обосновавшееся рядом с ним. Своего предыдущего напарника он не задумываясь изувечил, когда тот попытался в самой осторожной форме настаивать на своем мнении, кстати, совершенно справедливом, в споре о каком-то пустяке. Если найдет блажь, то и этот услужливый малый получит кулаком по переносице. Барон де Кренье был весьма и весьма родовит и самонадеян. Он любил при случае, да и без всякого случая, упомянуть, что доводится почти прямым потомком самому Карлу Мартеллу. При этом он был на удивление беден. Прибыл он в Святую землю отчасти по велению христианского сердца, отчасти затем, чтобы поправить свои материальные обстоятельства. Был, как и многие, наслышан о богатстве тамплиерских замков. Вступив, не без приключений, во влиятельный и загадочный орден, он на новом поприще не оставил своих старых, еще лангедокских привычек. Пил по поговорке — «как тамплиер», сочинял совершенно неудобоваримые канцоны и сирвенты, пытаясь подражать английскому королю Ричарду I, и весьма сожалел, что в округе Агаддина нет ничего, что могло бы ему возместить ласки безотказных лангедокских поселянок.
Ликом был барон чрезвычайно красен, нес на челе следы нескольких турнирных столкновений, воспоминания о коих не числились у него в числе любимых. В левой голени имелся след от сарацинской стрелы. Пресловутый белый плащ с красным крестом, символ рыцарского достоинства всякого тамплиера, он утратил во время одного сомнительного предприятия, которое трактовалось комтуром Агаддина в послании к прецептору Иерусалимской области, как столкновение с кровожадными мерхасами Саладина, но могло быть, при желании, оценено и по-другому.
После нескольких дней работы на плантации, барон перешел на конюшню. Необходимость этого перехода он объяснил своей большой любовью к лошадям; в общем, он не унывал. Братья могли бы обойтись с ним суровее, когда бы сочли нужным. До изгнания из ордена, что было худшим из наказаний, дело не дошло. Работа по уходу за лошадьми была хоть и погрязнее прежней, но куда менее обременительной, чем та, под палящим солнцем на оливковой плантации. Анаэль изо всех сил старался сделать так, чтобы господин барон не имел нужды ни к чему прикасаться. Де Кренье заметил это и оценил, услужливость легче находит путь к сердцу, чем преданность, сохраняющая внешнее достоинство.
На третий или четвертый день совместной работы, барон обратился к помощнику с пятнистым лицом:
— Эй, как тебя там?
— Анаэль, господин.
— Бесовское имя. Веруешь ли ты в Господа нашего Иисуса Христа?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193