Опять страстно зарыдала скрипка под смычком музыканта, и опять увлекла старого солдата в прошлое:
Ой, в зеленой роще пташки распевают,
А моего Яся на войну угоняют!
Не год, не два война длится,
И матери бедной по ночам не спится.
Да это та самая песня, которой его провожали в солдаты! Вот он сидит в плетеном кузове брички, а впереди на телеге едут музыканты и играют, не щадя сил. Слышен чей-то плач — это мать стоит у дороги…
Фельдфебель сел — ноги его не держали.
— Боже ты мой, боже!.. — бормотал он, тяжело дыша. Вздохи распирали ему грудь, к глазам подступали слезы, но плакать он не мог и только глотал их.
Скрипка на миг умолкла, и старый солдат пришел в себя. Он поглядел в окно. Музыкант все еще сидел на заборе, безобразный, лохматый, и натягивал струну, а от печи падали на его фигуру красные отблески пламени, придавая ей какой-то фантастический вид.
Скрипач только в эту минуту заметил фельдфебеля.
— Эй, пан вояка! — крикнул он, нагибаясь к окну казармы. — А пустили бы вы жен к вашим хлопцам… чтоб не горевали!
Услышав это, новобранцы притихли и с беспокойством смотрели на своего начальника.
Фельдфебель был в нерешимости. Однако через минуту кликнул полицейского и, не глядя на него, сказал:
— Приведи баб под окна. Пускай хлопцы натешатся. — Потом буркнул про себя: — Он — колдун, скрипач этот, он умеет вызывать духов… он мне мать родную показал и нашу деревню… Спаси, господи, и помилуй! — добавил он, крестясь.
Через несколько минут мещанин, просунув руки сквозь решетку, уже обнимал жену, деревенская баба — своего Валека, а старый еврей шептал больному сыну:
— Ты сразу ложись в госпиталь… тебя освободят…
Музыканта уже не было на заборе, но фельдфебель, поглядывая в окно, всякий раз крестился и бормотал:
— Колдун! Ей-ей, колдун… Он умеет вызывать духов…

1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11