— А паспорт у тебя есть?.. Ты что за птица такая?..
У Михалка дух перехватило. Писарь продолжал:
— Ты что же думаешь, хамское отродье, надул я тебя, что ли?..
— Да вот же…
— Тогда пойдем со мною в полицию, я тебе там по всей достоверности докажу, что ты вор и бродяга…
Паспорт и полиция встревожили Михалка. Он только сказал:
— Пускай же вам моя обида пойдет на здоровье!
И пошел со стройки.
Но, видно, и писаря не очень тянуло в полицию, хотя его там и знали. Так все и кончилось одними угрозами…
Очутился парень теперь словно в чистом поле. Прошел он свою улицу, повернул на другую и третью, заходя всюду, где видел красные стены и несколько вбитых в землю столбов. Но работы везде уже кончились или подходили к концу, и, когда он спрашивал, не примут ли его здесь, — никто ему даже не отвечал.
Так он прошатался день и другой, старательно обходя городовых, чтобы не спросили у него паспорт. Кухмистерской с горячей пищей он не нашел и питался только кровяной колбасой, хлебом да селедкой, а запивал все это водкой.
Он истратил уже рубль, так ничего хорошего и не попробовав. Ночевал Михалко под заборами и тосковал по людям: хотелось перемолвиться с кем-нибудь хоть словечком!
Тут пришла ему в голову мысль, что лучше, пожалуй, вернуться домой. Начал парень расспрашивать у прохожих, как пройти к железной дороге. Следуя их указаниям, он наконец добрался до дороги, но не до своей.
Увидел Михалко громадную, многолюдную станцию, вокруг нее со всех сторон высокие дома, а рельсов — ни следа.
Струхнул парень, растерялся, не понимая, что же такое случилось. Наконец какая-то добрая душа растолковала ему, что есть еще три дороги, но — за Вислой.
Теперь он вспомнил, что шел сюда по мосту. Переночевал он в какой-то канаве, а на другой день начал расспрашивать о дороге к мосту. Рассказали ему подробно, где надо идти прямо, где свернуть налево, а где направо. Михалко все запомнил, но как пошел да как стал сворачивать, так и уткнулся прямо в Вислу, а моста через реку не отыскал.
Вернулся парень обратно в город. На беду пошел дождь. Люди прятались под зонтами, а у кого зонта не было — бежали сломя голову. Не посмел Михалко в такую непогоду останавливать прохожих и спрашивать, как ему пройти.
Когда ливень усилился, Михалко встал у стены, зябко ежась в своей мокрой сермяге, и утешался лишь тем, что хоть обмоет дождем его босые ноги.
Так он стоял, посинев от холода, а с длинных волос его за ворот рубахи стекала вода, как вдруг перед ним остановился какой-то господин.
— Что это, нищий? — спросил он у Михалка.
— Нет.
Пройдя несколько шагов, господин снова вернулся с вопросом:
— Но есть тебе хочется?
— Нет.
— И не холодно тебе?
— Нет.
— Ну и осел! — проворчал господин, а потом добавил: — Но гривенник ты бы взял?
— Да уж если бы дали, я бы взял.
Господин дал ему пятиалтынный и отошел, что-то про себя бормоча.
Потом снова остановился, посмотрел на мужика, словно что-то обдумывая, и, наконец, ушел совсем.
Михалко сжимал в кулаке пятиалтынный и с удивлением думал: «Вот ведь какие тут добрые господа, дай боже!..»
Вдруг пришло ему на ум, что такой добрый господин, наверно, показал бы ему дорогу к мосту… Но — было уже поздно.
Наступила ночь, зажгли фонари, а дождь все усиливался. Парень стал искать улицу потемнее. Пошел, повернул раз и другой. Увидел новые каменные дома и вдруг узнал улицу, на которой работал несколько дней назад.
Вот тут кончается мостовая. Тут забор. Там угольный склад, а дальше — его дом. В нескольких окнах горит свет, а в открытые ворота видны неоконченные флигеля.
Михалко вошел во двор. Где-где, но уж здесь ему по праву полагается ночлег. Ведь он этот дом строил.
— Эй, эй! Ты куда? — крикнул вслед ему с лестницы человек, одетый в добротный тулуп: на улице было уже холодно.
Михалко оглянулся.
— Это я, — сказал он. — Иду спать в подвал.
Человек в тулупе разбушевался:
— Что тут, гостиница для нищих, чтобы вы в подвале на ночлег устраивались?
— Так я же тут работал все лето, — смущенно ответил парень.
В сенях показалась обеспокоенная шумом дворничиха.
— Что тут такое?.. Кто это?.. Уж не вор ли?.. — спрашивала она.
— Да нет! Только вот завел, будто строил наш дом, так ему, дескать, тут ночлег полагается… Дурачок, что ли!..
У Михалка заблестели глаза. Он рассмеялся и подбежал к дворнику.
— Так вы из нашей деревни! — закричал он радостно.
— А что? — спросил дворник.
— Да ведь вы зовете меня, как у нас в деревне. Ведь я глупый Михалко!
Дворничиха захохотала, а муж ее только пожал плечами.
— Что глупый ты, это видно, — сказал он. — Но я не из деревни, а из города… Лапы называется! — добавил он таким тоном, что опечаленный парень даже вздохнул.
— Ой-ой! Большой это, верно, город, как Варшава?
— Ну, большой не большой, — ответил дворник, — но все же город порядочный.
Помолчав минутку, он сказал:
— А ты все-таки убирайся: тут спать не дозволено.
У парня опустились руки. Он жалобно посмотрел на дворника и спросил:
— Куда же я пойду в такой ливень?
Меткость этого замечания поразила дворника. И правда, куда же ему идти в такой ливень?
— Эх! — сказал он. — Ну, уж оставайся, раз такой ливень. Только не вздумай ночью воровать. А завтра чуть свет улепетывай, чтобы тебя хозяин не увидел. Он у нас глазастый!
Михалко поблагодарил, пошел во флигель и ощупью залез в знакомый подвал.
Растерев окоченевшие руки, он выжал намокшую сермягу и улегся на груде кирпичной пыли и стружек, которые когда-то сам же сюда натаскал.
Жарко ему не было, напротив — даже скорее холодно и сыро. Но он с детства привык к лишениям и на теперешние неудобства попросту не обращал внимания.
1 2 3 4 5 6 7