Он перешагнул за пятьдесят, но все еще состоял в чине младшего инспектора. И должен был благодарить судьбу, что достиг хоть этого. В свое время он начал карьеру с большим размахом, обладая для этого определенными способностями. Бела знал его: инспектор работал в Народном комиссариате внутренних дел.Когда-то, незадолго до тысячелетней годовщины основания Венгрии, 1896 год.

он поступил на службу в полицию и факультет права окончил, уже будучи полицейским. Вначале он успешно продвигался по службе. Несмотря на молодость, он был особо доверенным информатором при премьер-министре одного из правительств, чуть ли не политическим советником. Там он совершил свой первый промах – слишком близко сошелся с одним неудачливым, скоро провалившимся политиком. Он ввязался в политическое, основанное на подкупе дело, наделавшее много шума. Произошло это в 1903 году, во время недолгого хозяйничанья премьер-министра графа Куен-Хедервари, когда представителю оппозиции в парламенте предложили десять тысяч крон, чтобы он не выступил с речью и вообще не явился на голосование. Затем – какое это все-таки скользкое ремесло! – во время политических боев в начале века он изнасиловал девушку, схваченную на демонстрации. Девушка была студенткой и происходила из уважаемой семьи. Неудачи постигли его и в 1912 году, хотя тут он виноват не был. Какому-то заключенному, взятому по ошибке, сломали руку. Зная его прежние проделки, и это дело было легко «пришить» ему. В 1919 году он был одним из тех чиновников, которые благодаря прошлым неудачам и пренебрежению со стороны начальства почти с искренним воодушевлением служили советской республике. Он думал, что пришло наконец время, когда он сможет сделать карьеру. В начале лета уверенность его поколебалась, и он попытался поставить сразу на «нескольких лошадей». Будучи тайным агентом у Бема, он неоднократно бывал в Вене и, как предполагали, предложил свои услуги контрреволюционной эмиграции. В июле 1919 года его арестовали, но суд не состоялся. Благодаря этому аресту теперь ему удалось остаться в полиции. Грубиян, садист, даже при советской республике он, если мог, давал это чувствовать арестованным. На него поступало много жалоб. В полиции считали, что самое лучшее отправить его подальше, с глаз долой. И его перевели в Дьёр, в центр самого активного революционного рабочего движения, где он мог с успехом применить свой опыт.Он стремился получить как можно больше отличий.После стольких неудач его не покидала надежда, что однажды он все-таки «выскочит», однажды заставит мир – то есть свое начальство – признать его выдающиеся способности.В субботу около полудня он получил телеграмму от городского полицейского управления. Сердце у него так и подскочило: это был великий момент – он держал в руках свое счастье! В его клетку влетели две редкие птички. А раз они здесь, на свободу им уже не вырваться!.. Однако действовать надо медленно, осторожно – барабанным боем птичку спугнешь!Он еще раз внимательно перечитал телеграмму, просмотрел прежние циркуляры. Бежали рано утром, верхом выехали из Алмашфюзитё. До какого места они могли добраться: до Сени, до Комарома? Оттуда, быть может, продолжали путь поездом или нашли попутную подводу. Вполне вероятно, что они уже в городе. А то, что беглецы еще здесь, в этом нет сомнения.Он рассуждал так: мы наверняка ищем кого-то, кто поможет нам перебраться на ту сторону. Если б мы явились сюда по заранее намеченному плану, тогда могли бы сразу отправиться дальше. Но это сомнительно. После Татабаньи, согласно рапорту, нас видели сначала в Шюттё, затем в Алмашфюзитё. Там мы пытались перейти границу с помощью контрабандистов, но это нам не удалось, и в Дьёр мы пришли случайно.Беглецам в первую очередь необходимо найти связи, детально продумать возможности, лишь после этого они могут отправляться дальше. Большинство рабочих с шести утра уже на заводе. Связь установить не так-то легко.Младший инспектор созвал всю свою группу. Она была невелика, но члены ее опирались на широкую сеть шпиков и располагали вооруженными силами. Многие из собравшихся предлагали сразу же занять Дом металлистов, но он только отмахнулся. «Так поступил бы любой молокосос!» Это верный способ упустить зверя. Полиция не пойдет в лобовую атаку, она накинет на беглецов лассо!Первым долгом начальник обеспечил наблюдение за вокзалами и дорогами, выходящими из города. Он привел в боевую готовность полицию, удвоил число часовых на постах и каждому передал описание нашей внешности, приказал просмотреть картотеку и архив. Вскоре он напал на след моих деяний в Дьёре в 1917–1918 годах. Распоряжения его были вполне логичны. Он просил сообщить, кто из бывших рабочих оружейного пришел в этот день на завод позже, кто просил разрешения уйти с работы по какой-либо причине, кто отсутствовал вообще. Таким образом, с полудня следили за каждым шагом моих друзей. Их не арестовали и не допросили – считали, что они сами, не желая того, наведут полицию на след. Направили шпиков в поселок оружейного завода и на другие рабочие окраины. В магазины, расположенные вокруг Дома металлистов, были направлены переодетые наблюдатели. Младший инспектор знал, что в субботу, во второй половине дня, в Доме металлистов соберется много народу, и решил, что шпикам тоже не мешает быть там. На следующий день в Сигете должен был состояться праздник, организованный профсоюзами. Праздник этот переносился от воскресенья к воскресенью с начала мая – его не разрешала полиция. Да и сейчас не разрешила бы, не будь на то распоряжения начальника.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98