ТОП авторов и книг ИСКАТЬ КНИГУ В БИБЛИОТЕКЕ
— Кодзиро отошел от мальчика. — Надо подыскать себе место.
Мусаси вышел из узкого распадка между горами Сига и Урю, где он встретил Оцу. Луна плыла по небу следом за ним. Облака заволокли тридцать шесть вершин, возвещая близкий рассвет. Мусаси ускорил шаг. Прямо под ним на склоне из-за ветвей деревьев показалась крыша храма. «Осталось немного», — подумал Мусаси. Он взглянул на небо. Скоро его душа вознесется туда и поплывет вместе с облаками. Для земли и небес смерть одного человека — не важнее смерти бабочки, но в мире людей она способна перевернуть течение жизни к добру или ко злу. Сейчас для Мусаси превыше всего на свете была возвышенная смерть.
Журчание ручья отвлекло Мусаси от раздумий. Из-под высокой скалы бил ключ. Мусаси зачерпнул полную пригоршню воды. Он насладился холодной свежестью воды. Мусаси знал, что он спокоен и собран, что мужество не покинуло его. Он присел на камень, и ему почудились чьи-то голоса. Оцу? Дзётаро? Мусаси понимал, что Оцу не могла быть поблизости. Она никогда бездумно не кинулась бы следом в такой час. Оцу знала, как он отнесся бы к ее поступку. Мусаси все же казалось, что кто-то зовет его. Он встревоженно оглядывался по сторонам. Неужели чудятся голоса?
Мешкать было нельзя. Опоздание означало бы нарушение слова самурая. Более того, опоздание поставило бы его в невыгодную позицию. Мусаси понимал, что для одинокого воина-одиночки, атакующего превосходящего противника, нет поры лучше, чем предрассветные полчаса, когда луна уже зашла, но утренняя заря еще не разгорелась.
«Легче одолеть внешнего врага, чем неприятеля внутри себя», — вспомнил он старинную пословицу. Он поклялся изгнать Оцу из своих мыслей, даже сказал ей об этом, когда она цеплялась за его рукав, но ее голос не умолкал в его душе.
Мусаси тихо выругался. «Расчувствовался, как женщина. Отправляясь на достойное мужчины дело, неприлично предаваться мечтам о любви», — подумал он.
Мусаси шел все быстрее и наконец побежал. Вдруг внизу мелькнула белая полоска дороги, петляющая среди рисовых полей и бамбуковых рощ. Один из путей вел в Итидзёдзи. До места, где сходились три дороги, оставалось метров четыреста. Из молочно-белого тумана проступали контуры раскидистой сосны.
Мусаси, припав на колени, застыл. Каждое дерево могло обернуться врагом. Гибко, как ящерица, он соскользнул с тропинки и вскоре очутился вверху, как раз над сосной. С вершины гор дул холодный ветер, гнавший клочья тумана. Ветви могучей сосны тревожно раскачивались, словно предупреждая о грядущей беде.
Мусаси различил десять неподвижных фигур, застывших вплотную к стволу с копьями на изготовку. Мусаси ощущал присутствие других, укрывшихся на склонах гор, хотя и не видел их. Холодок пробежал у него по телу, но дыхание оставалось глубоким и ровным. Весь он до кончиков пальцев был настроен на бой. Осторожно переступая по земле, он осязал ее подошвой так чутко, словно касался ее рукой.
Взгляд Мусаси наткнулся на скрытые деревьями каменные развалины, которые, вероятно, остались от старой крепости. Мусаси невольно поднялся к стене. Он обнаружил каменные ворота — тории, обращенные к раскидистой сосне. В глубине находилось святилище, скрытое вечнозелеными деревьями. Не зная, какому богу посвящен храм, Мусаси стремительно прошел сквозь ряды деревьев и склонился перед храмовыми воротами. От присутствия божества сердце его взволнованно забилось, тем более что смерть была совсем рядом. Внутри храма было темно, и только священный светильник раскачивался на ветру, то угасая, то ярко вспыхивая. На дощечке у входа было написано: «Храм Хатидай».
Мусаси с радостью подумал, что обрел мощного союзника. Бог войны будет у него за спиной, когда Мусаси обрушится с гор на врага. Боги всегда поддерживают тех, на чьей стороне правда. Мусаси вспомнил, что и Ода Нобунага перед битвой при Окэхадзаме остановился на молебен в храме Ацута. Неожиданная встреча с храмом сулила удачу.
В воротах храма была небольшая каменная чаша для совершения омовений. Мусаси прополоскал рот, окропил рукоятку меча и ремни сандалий. Очистившись, он подвязал рукава кожаной тесьмой и обвязал голову хлопчатобумажной повязкой. Играя мускулами, он подошел ко входу в храм и протянул руку к веревке гонга. По освященной веками традиции он хотел ударить в гонг и вознести молитву божеству.
Мусаси резко отдернул руку. «Что я делаю?» — с ужасом подумал он. Веревка гонга, сплетенная из белых и красных шнуров, манила к себе, приглашая ударить в гонг и вознести молитву. «Чего же мне просить? — спросил себя Мусаси. — Какая помощь от богов мне нужна? Я ведь растворился во вселенной? Разве не я убеждал себя, что в любую минуту готов к смерти. Не я ли тренировался, чтобы встретить смерть хладнокровно и уверенно?»
Мусаси был потрясен. Забыв о годах тренировки и самодисциплины, он едва не обратился за помощью к сверхъестественным силам. С ним происходило что-то неладное. В глубине души он знал, что самый надежный союзник самурая — смерть. Еще ночью он чувствовал, что смирился с судьбой. Сейчас, чуть не отрекшись от всего, чему научился, он был готов просить помощи у божества. Мусаси, окаменев, стоял как изваяние с опущенной от стыда головой.
«Какой я глупец! Думал, что достиг совершенства и самоотречения, но что-то во мне цепляется за жизнь. Смутные мечты уносят меня к Оцу и сестре. Призрачные надежды вынуждают хвататься за соломинку. Дьявольское наваждение морочит меня, искушая просить богов о помощи».
Мусаси испытывал отвращение к себе, потому что не сумел постичь Путь. Слезы, которые он сдерживал во время встречи с Оцу, хлынули из глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361
Мусаси вышел из узкого распадка между горами Сига и Урю, где он встретил Оцу. Луна плыла по небу следом за ним. Облака заволокли тридцать шесть вершин, возвещая близкий рассвет. Мусаси ускорил шаг. Прямо под ним на склоне из-за ветвей деревьев показалась крыша храма. «Осталось немного», — подумал Мусаси. Он взглянул на небо. Скоро его душа вознесется туда и поплывет вместе с облаками. Для земли и небес смерть одного человека — не важнее смерти бабочки, но в мире людей она способна перевернуть течение жизни к добру или ко злу. Сейчас для Мусаси превыше всего на свете была возвышенная смерть.
Журчание ручья отвлекло Мусаси от раздумий. Из-под высокой скалы бил ключ. Мусаси зачерпнул полную пригоршню воды. Он насладился холодной свежестью воды. Мусаси знал, что он спокоен и собран, что мужество не покинуло его. Он присел на камень, и ему почудились чьи-то голоса. Оцу? Дзётаро? Мусаси понимал, что Оцу не могла быть поблизости. Она никогда бездумно не кинулась бы следом в такой час. Оцу знала, как он отнесся бы к ее поступку. Мусаси все же казалось, что кто-то зовет его. Он встревоженно оглядывался по сторонам. Неужели чудятся голоса?
Мешкать было нельзя. Опоздание означало бы нарушение слова самурая. Более того, опоздание поставило бы его в невыгодную позицию. Мусаси понимал, что для одинокого воина-одиночки, атакующего превосходящего противника, нет поры лучше, чем предрассветные полчаса, когда луна уже зашла, но утренняя заря еще не разгорелась.
«Легче одолеть внешнего врага, чем неприятеля внутри себя», — вспомнил он старинную пословицу. Он поклялся изгнать Оцу из своих мыслей, даже сказал ей об этом, когда она цеплялась за его рукав, но ее голос не умолкал в его душе.
Мусаси тихо выругался. «Расчувствовался, как женщина. Отправляясь на достойное мужчины дело, неприлично предаваться мечтам о любви», — подумал он.
Мусаси шел все быстрее и наконец побежал. Вдруг внизу мелькнула белая полоска дороги, петляющая среди рисовых полей и бамбуковых рощ. Один из путей вел в Итидзёдзи. До места, где сходились три дороги, оставалось метров четыреста. Из молочно-белого тумана проступали контуры раскидистой сосны.
Мусаси, припав на колени, застыл. Каждое дерево могло обернуться врагом. Гибко, как ящерица, он соскользнул с тропинки и вскоре очутился вверху, как раз над сосной. С вершины гор дул холодный ветер, гнавший клочья тумана. Ветви могучей сосны тревожно раскачивались, словно предупреждая о грядущей беде.
Мусаси различил десять неподвижных фигур, застывших вплотную к стволу с копьями на изготовку. Мусаси ощущал присутствие других, укрывшихся на склонах гор, хотя и не видел их. Холодок пробежал у него по телу, но дыхание оставалось глубоким и ровным. Весь он до кончиков пальцев был настроен на бой. Осторожно переступая по земле, он осязал ее подошвой так чутко, словно касался ее рукой.
Взгляд Мусаси наткнулся на скрытые деревьями каменные развалины, которые, вероятно, остались от старой крепости. Мусаси невольно поднялся к стене. Он обнаружил каменные ворота — тории, обращенные к раскидистой сосне. В глубине находилось святилище, скрытое вечнозелеными деревьями. Не зная, какому богу посвящен храм, Мусаси стремительно прошел сквозь ряды деревьев и склонился перед храмовыми воротами. От присутствия божества сердце его взволнованно забилось, тем более что смерть была совсем рядом. Внутри храма было темно, и только священный светильник раскачивался на ветру, то угасая, то ярко вспыхивая. На дощечке у входа было написано: «Храм Хатидай».
Мусаси с радостью подумал, что обрел мощного союзника. Бог войны будет у него за спиной, когда Мусаси обрушится с гор на врага. Боги всегда поддерживают тех, на чьей стороне правда. Мусаси вспомнил, что и Ода Нобунага перед битвой при Окэхадзаме остановился на молебен в храме Ацута. Неожиданная встреча с храмом сулила удачу.
В воротах храма была небольшая каменная чаша для совершения омовений. Мусаси прополоскал рот, окропил рукоятку меча и ремни сандалий. Очистившись, он подвязал рукава кожаной тесьмой и обвязал голову хлопчатобумажной повязкой. Играя мускулами, он подошел ко входу в храм и протянул руку к веревке гонга. По освященной веками традиции он хотел ударить в гонг и вознести молитву божеству.
Мусаси резко отдернул руку. «Что я делаю?» — с ужасом подумал он. Веревка гонга, сплетенная из белых и красных шнуров, манила к себе, приглашая ударить в гонг и вознести молитву. «Чего же мне просить? — спросил себя Мусаси. — Какая помощь от богов мне нужна? Я ведь растворился во вселенной? Разве не я убеждал себя, что в любую минуту готов к смерти. Не я ли тренировался, чтобы встретить смерть хладнокровно и уверенно?»
Мусаси был потрясен. Забыв о годах тренировки и самодисциплины, он едва не обратился за помощью к сверхъестественным силам. С ним происходило что-то неладное. В глубине души он знал, что самый надежный союзник самурая — смерть. Еще ночью он чувствовал, что смирился с судьбой. Сейчас, чуть не отрекшись от всего, чему научился, он был готов просить помощи у божества. Мусаси, окаменев, стоял как изваяние с опущенной от стыда головой.
«Какой я глупец! Думал, что достиг совершенства и самоотречения, но что-то во мне цепляется за жизнь. Смутные мечты уносят меня к Оцу и сестре. Призрачные надежды вынуждают хвататься за соломинку. Дьявольское наваждение морочит меня, искушая просить богов о помощи».
Мусаси испытывал отвращение к себе, потому что не сумел постичь Путь. Слезы, которые он сдерживал во время встречи с Оцу, хлынули из глаз.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247 248 249 250 251 252 253 254 255 256 257 258 259 260 261 262 263 264 265 266 267 268 269 270 271 272 273 274 275 276 277 278 279 280 281 282 283 284 285 286 287 288 289 290 291 292 293 294 295 296 297 298 299 300 301 302 303 304 305 306 307 308 309 310 311 312 313 314 315 316 317 318 319 320 321 322 323 324 325 326 327 328 329 330 331 332 333 334 335 336 337 338 339 340 341 342 343 344 345 346 347 348 349 350 351 352 353 354 355 356 357 358 359 360 361