Рюмочка согрела ее и принесла некоторое облегчение. Занюхав ее помидорами, Мила разобрала кровать и нырнула под одеяло, оставив снаружи глаза и ноздри.
В два часа ночи братья Глубоковы, которые заблаговременно обзавелись самой настоящей веревочной лестницей, привязали ее к железным прутьям балкона. Константин ловко перемахнул через перила и сделал первые два шага вниз. После чего его правая нога попала куда-то не туда, и верхолаз запутался в веревках. Он начал биться в путах, но поделать ничего не мог.
— Лучше бы я спрыгнул! — простонал он.
— Ага! И перебудил весь дом, — откликнулся Борис.
— Принеси фонарик! — шепотом потребовал Константин. — Я ни черта не вижу!
— Ты что? Если я на тебя посвечу, нас могут увидеть соседи. Примут за воров и вызовут ментовку.
— А если ты на меня не посветишь, я провишу тут до рассвета.
Несмотря на принесенный фонарик, операция спасения затянулась. Сначала лежавшая без сна Мила услышала сдавленный шепот. Потом по занавескам скользнул луч фонарика. Она резко отбросила одеяло и встала на кровати на четвереньках, прислушиваясь, словно собака. Снаружи кто-то был. Не зная, куда кидаться, она заметалась по комнате, потом схватила со стола оставленную Ольгой записку и дрожащими пальцами набрала номер телефона частного детектива, который жил наверху.
Поскольку частный детектив в этот момент висел на веревочной лестнице, а Борис тянул его изо всех сил наверх, на звонок никто не ответил. Тогда Мила набрала номер мобильного телефона. Мобильный телефон Глубокова был прицеплен к поясу его штанов.
Через минуту он пронзительно заверещал. Константин недопустимо громко выругался и, извернувшись, прижал трубку к уху.
— Алло! — трагическим полущепотом ответил он.
— Это ваша новая клиентка! — тоже полушепотом начала Мила. — Моя фамилия Лютикова. Вы сказали, вам можно позвонить, если что.
— Ну?
— Так вот. Ко мне лезут.
— Кто?
— Я не знаю. Я слышу, как они возятся и ругаются матом.
— Заранее не паникуйте, — проскрипел Константин.
— А вы сейчас где? — трагическим голосом спросила Мила. — Далеко от меня?
— Не так чтобы очень, — признался тот и дрыгнул туловищем.
Борис перевесился через перила и зашикал на него:
— С кем ты там разговариваешь? Нашел время! Она тебя услышит! И подожми левую ногу. Если она выглянет в окно, то увидит твой ботинок.
Константин согнул коленки и натужным голосом сообщил:
— Вы, главное, к окнам не подходите, я скоро буду!
После этого заявления он мешком свалился вниз, прямо под балконную дверь Лютиковой. Покряхтев и подержавшись за поясницу, Константин постучал в стекло и громко сказал:
— Все в порядке! Это я, Глубо… Глубоководный! Можете открывать.
Мила отодвинула штору, и в свете фонарей, натыканных вдоль улицы, он увидел ее лицо. Лицо было таким же белым, как луна над головой, и странно застывшим. «Эк она испугалась, — подумал Константин. — Может быть, от страха сейчас расскажет мне что-нибудь стоящее».
Когда Мила открыла дверь, он протиснулся мимо нее в темную комнату и шепотом приказал:
— Включите-ка свет.
— Кто там лазил? — тоже шепотом спросила Мила, зажигая торшер.
На ней была застиранная трикотажная пижама, волосы на голове стояли дыбом, как трава для попугаев, выращенная в цветочном горшке.
— Спокойствие. Это были рабочие. Они поправляли телевизионную антенну наверху.
— Но почему после полуночи?!
— Ну, понимаете ли… Когда они ходят по крыше, из-под ног сыплются камушки, мелкий мусор. — Он подумал и добавил:
— Голубиный помет…
— И что?
— Как что? Страдают ни в чем не повинные прохожие. Прохожие пишут жалобы. Разве вам хотелось бы отправиться на службу или в гости с голубиным пометом на голове?
— Послушайте… э-э-э…
— Константин, — подсказал тот.
— Послушайте, Константин! У меня к вам предложение. Не согласились бы вы провести со мной ночь?
Лицо Глубокова вытянулось, и он повернул к Миле левое ухо, опасаясь, что плохо расслышал.
— Простите?
— За деньги, — поспешно добавила она.
Глубоков кашлянул и стеснению сказал:
— Вообще-то я не по этой части.
— Я понимаю, — кивнула Мила, имея в виду; что он сыщик, а не охранник. — Но войдите же в мое положение… Я одна. Почти разведена. В квартире так пусто, так… одиноко.
Сильно стукнувшийся о балкон Глубоков, который нравился всем женщинам без разбору, тотчас решил, что Мила — очередная жертва его обаяния. Любую другую он сразу послал бы подальше, но в этой даме был чертовски заинтересован.
— Ну, хорошо, — сказал он, прикидывая, как согласиться и при этом избежать неловкости.
— Во сколько мне это обойдется? — униженно спросила Мила.
— В сто рублей. — Тариф выскочил из Глубокова сам собой.
— Благодарю вас!
— И еще мне хотелось бы чашечку чаю.
Вспыхнувшая от радости Мила пошлепала на кухню и загремела там посудой. Глубоков тем временем проворно разделся и полез в кровать, мельком глянув на себя в большое зеркало. Поджарый торс умеренной волосатости действительно был хорош. Плечи широкие, рельефные мускулы, сохранившийся с лета загар. В первый раз он продавал всю эту красоту за деньги. Константин подарил своему отражению кривую ухмылку и натянул одеяло до подмышек.
Когда Мила вошла в комнату и увидела Глубокова, возлежащего на подушках в ее кровати, чашечка с чаем едва не выпрыгнула у нее из рук. Только тут она сообразила, что сама сделала ему в высшей степени неприличное предложение. По крайней мере, было ясно, что именно так он его расценил. Лицо Милы мгновенно стало пунцовым. Она понятия не имела, как выйти из сложившейся ситуации. Глубоков тем временем с охотой принялся за чай, который Мила поставила на тумбочку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16