Все.
В. Мы предлагали тебе, пересылай все счета нам; мы разберемся; я буду приносить все чеки на подпись тебе ежемесячно; и останусь здесь до тех пор, пока ты их не подпишешь. Как хочешь.
А. (снисходительно улыбаясь, но не переходя границу приличия) Нежели вы не можете себе представить, что я сама могу управляться с делами? Я прекрасно… когда он болел, я сама всем заправляла; я все считала; я все оплачивала. Я все делала сама.
В. (мягко). Но сейчас ты не обязана.
А. (гордо). Да, не обязана. Но я желаю. Я хочу, чтобы все было в порядке. И я это делаю. По-прежнему, делаю!
В. Хорошо, конечно, делаешь.
Б. Конечно, делаешь.
А. (подводя черту, с превосходством) Поэтому, спасибо, своими делами я буду управлять сама.
В. (отступив, пожимая плечами) Да, безусловно.
Б. А я погляжу, как ты делаешь вид, будто справляешься.
А. Да, это я буду заботиться о вас, о каждом из вас. Я любила заботиться о лошадях.
Б. Только вот людей, их ты не любила.
А. (уклончиво) Да? Неужели? А еще мы ездили по-ковбойски. Это было, когда он чуть не умер — в тот первый раз, когда я была вместе с ним. У него было заражение крови. Он охотился, они были на охоте, ружье вырвалось, и выстрелило ему в руку, в плечо. (Трогает свое плечо. Понимает аналогию, грустно улыбается). О, боже! (Пауза) Он был ранен, а пулю ему не вытащили, рана воспалилась и распухла, как пузырь, ее разрезали и гной потек наружу…
В. Хватит!
Б. (холодно) Почему? Тебе то что?
В. содрогнулась.
А. Они поставили дренаж, без всяких препаратов.
Б. Без антибиотиков, ты имеешь в виду?
А. Что?
Б. Без антибиотиков?
А. Да, но это не принесло облегчения, стало хуже, и все заголосили, что он умирает, но я не позволила. Я сказала: нет! Он не умрет! Я сказала это докторам и ему я это тоже сказала, и он ответил: хорошо, он постарается, если я буду спать с ним вместе, если я не оставлю его одного ночью, буду рядом с ним, и я осталась, пахло ужасно — гной, разложения…
В. Пожалуйста, не надо!
А. мне посоветовали отвезти его в пустыню, пожарить его руку на солнце, и вот мы в Аризоне — он сидит под палящим солнцем целыми днями— его рука сочиться, воняет, гниет и… через шесть месяцев все проходит, отек спал, гноя как не бывало, он был спасен — остались лишь шрамы, только шрамы — так я научилась сидеть в седле, по-ковбойски.
Б. Боже, боже.
А. Это было в горах, за Верблюжьей горой. Мы катались по пустыне на лошадях. С нами была одна кинозвезда, та, которая вышла замуж за парня, руководившего студией. У нее были глаза разного цвета.
В. Как так?
А. Глаза у нее были разного цвета. Один голубой, насколько я помню, а другой зеленый.
В. к Б. О ком это она?
Б. Пожимает плечами.
А. О, это была настоящая звезда. Сама крошечная, а голова огромная. Она тоже пила, по-моему.
Б. Послушать тебя, так все — пьяницы. Мерли Оберон?
А. Да нет же. Ты знаешь ее.
Б. (вспоминает с удовольствием ) Когда это было? Клер Тревор?
А. Тогда, когда я была там, когда мы там были. Такая крошка и пара глаз.
Б. В тридцатые?
А. Возможно. У нее был сын. Они пекли яйцо на тротуаре. Было так жарко. Он говорил мне.
В. (потеряв нить разговора) Ее сын… говорил тебе?
А. Нет! Мой сын! Он был маленьким мальчиком и играл с другими детьми в разные игры, вот так.
Б. Это, должно быть, было еще до войны.
В. До какой?
Б. До гражданской.
А. (победно) Салберг. Вот за кого она вышла. Арнольд Салберг.
Это был типичный маленький энергичный еврей.
Б. (к В. иронично). Все энергичные евреи — маленькие. Замечала? Ирвинг. Ирвинг Салберг.
В. (холодно) Я не антисемит. И я уже много чего заметила.
Б. Все мы такие и все замечаем. Но она, все-таки потрясающая. Чудовище, конечно, но потрясающая. Это она не со зла. Просто, из нее сыпется. Само по себе.
А. (весело) Норма Ширер!
Б. Конечно.
В. Кто?
А. (смеется) Что с вами стряслось, друзья?
В. (объясняет) Мы современные люди. Мы — не антисемиты.
А. Чего?
В. Ты спросила, что случилось.
А. Фу— ты, ну-ты. Какие мы нежные.
Б. Давненько я этого не слышала. Какие мы нежные…
А. Да, мне мама это часто говорила. Не будь неженкой. Сюзи и мне. Она заставляла нас съедать все, что положено на тарелку, а потом еще мыть за собой посуду. Приучала нас быть взрослыми. Она была строгая, но справедливая. Нет, таким был отец, нет, они оба были такие. (Со слезами в голосе) Они умерли, все, Сью, все умерли.
В. Маленький энергичный еврей?…
Б. Ну, она же не сказала жиденок?
А. (в своих воспоминаниях) Она приучала нас писать поздравительные открытки и привозить гостинцы ото всюду, где мы бывали, стирать свои вещи на ночь. Иногда Сью не хотела, и мне приходилось стирать за нее.
Из нас делали настоящих леди.
В. Заставляли ходить в церковь дважды в неделю? Бесконечно молиться?
А. Что? Да, конечно, мы ходили в церковь, но говорили об этом не слишком много. Это было в порядке вещей. (К Б. ) Что ты украла?
Б. (не возражая) Когда?
А. Вообще.
Б. Я дождалась, пока ты уснешь и…
А. Я никогда не сплю.
Б. Пока ты не притворилась спящей, потом я залезла в тайник и забрала все большие серебряные кубки, спрятала их по подол и поковыляла прочь…
А. Смейся, смейся… (внезапно развеселившись) Это было, наверное, забавно.
Б. Конечно.
А. Ты наверное, вся звенела, когда ковыляла из комнаты?
Б. Конечно. Дзинь-дзинь.
А. Дзинь-дзинь! (замечает, что В не в восторге от происходящего) Тебе не смешно?
В. Очень смешно. Я просто пытаюсь понять, что здесь самое смешное — неоплаченные счета, антисемитизм или…
Б. Ну-ну… Сбавь обороты.
В. (обидевшись). Извините.
А. (к В. ) Мне придется поговорить о тебе с Гарри.
Б. Гарри умер. Гарри нет уже много лет.
А. (все более погружаясь в воспоминания) Знаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16