.. ну, скажем, - святостью домашнего очага, если я воспользовался тем, что отец ее - машина, брат - щенок, а супруг - медведь, то прошу вас верить мне - я сделал это не по злому умыслу, а просто скользил со ступеньки на ступеньку так дьявольски плавно и незаметно, что и понятия не имел, как длинен перечень моих прегрешений. А между тем, заключил мистер Джеймс Хартхаус, - когда я начинаю листать его, я вижу, что он занимает целые томы.
Хотя он проговорил все это своим обычным небрежным тоном, но на сей раз он, видимо, пытался навести некоторый глянец на довольно некрасивый предмет. Помолчав немного, он продолжал уже увереннее, однако все еще с оттенком обиды и раздражения, который никаким глянцем не прикроешь.
- После всего сказанного вами и сказанного так, что у меня нет ни малейших сомнений в истинности ваших слов, - вряд ли я согласился бы столь безоговорочно признать достоверность другого источника - я считаю своим долгом, поскольку вы все знаете из первых рук, сообщить вам, что, пожалуй (как это ни неожиданно), мне не суждено больше встречаться с леди, о которой мы говорим. То, что дело приняло такой оборот, полностью моя вина... и... и могу лишь присовокупить, - заключил он, не зная, как половчее закончить свою тираду, - что не льщу себя надеждой когда-либо стать образцом добродетели, и вообще не верю, что таковые существуют.
Лицо Сесси ясно говорило о том, что выполнена еще не вся ее миссия.
- Вы сказали, - продолжал он, когда она подняла на него глаза, - в чем состоит первая цель вашего прихода. Следовательно, имеется вторая?
- Да.
- Пожалуйста, я вас слушаю.
- Мистер Хартхаус, - начала Сесси, и в голосе ее была такая смесь упорства и обезоруживающей мягкости, а в глазах столь простодушная вера в его готовность выполнить ее требование, что он чувствовал себя бессильным перед ней, - единственное, чем вы можете загладить свою вину, - это уехать отсюда немедля и навсегда. Только так вы можете возместить причиненный вами вред, поправить содеянное вами зло. Я не говорю, что вашим отъездом все или хотя бы многое будет искуплено; но это лучше, чем ничего, и вы должны это сделать. А потому, не имея никаких полномочий, кроме тех, о которых я вам говорила, и даже без ведома кого бы то ни было, кроме вас и меня, я прошу вас уехать отсюда сегодня же и никогда больше не возвращаться.
Если бы она пустила в ход против него какое-либо оружие, помимо глубокой веры в истину и правоту своих слов; если бы она пыталась скрыть хоть тень сомнения или нерешительности, или прибегла к невинным предлогам и уверткам; если бы она хоть в малейшей степени дала ему понять, что замечает нелепость его роли, его негодующее изумление, или ждет от него отповеди, он еще мог бы побороться с ней. Но он чувствовал, что поколебать ее так же немыслимо, как замутить ясное небо, устремив на него удивленный взор.
- Но знаете ли вы, чего вы требуете? - спросил он, окончательно потерявшись. - Вам, может быть, неизвестно, что я нахожусь здесь в качестве общественного лица и занят делом, правда глупейшим, - но тем не менее я взялся за него, и приносил присягу в верности ему, и предполагается, что я предан ему душой и телом? Вам это, может быть, неизвестно, но уверяю вас, что это факт.
Факт или не факт - Сесси не дрогнула.
- Уже не говоря о том, - смущенно продолжал мистер Хартхаус, расхаживая по комнате, - что это до ужаса смешно. Бросить все по совершенно непонятным причинам, после того как я обязался помогать этим людям, значит стать посмешищем в их глазах.
- Я убеждена, сэр, - повторила Сесси, - что это единственное, чем вы можете искупить свою вину. Не будь я так твердо в этом убеждена, я не пришла бы к вам.
Он взглянул на ее лицо и опять зашагал по комнате.
- Честное слово, я просто не знаю, что вам сказать. До чего же нелепо!
Пришла его очередь просить о сохранении тайны.
- Если бы я решился на такой смехотворный поступок, - сказал он, остановившись и опираясь на каминную полку, - то лишь при одном условии: чтобы это навсегда осталось между нами.
- Я доверяю вам, сэр, - отвечала Сесси, - и вы доверьтесь мне.
Ему вдруг припомнился вечер, который он некогда провел в этой комнате со щенком. Тогда он тоже стоял, прислонясь к камину, но ему почему-то казалось, что нынче щенок - это он сам. Он искал и не находил выхода.
- Думаю, что никто еще не попадал в такое дурацкое положение, сказал он после довольно долгого молчания, во время которого он глядел в пол, и глядел в потолок, и усмехался, и хмурил брови, и отходил от камина, и снова подходил к нему. - Просто ума не приложу, как тут быть. Впрочем, что будет, то будет. А будет, видимо, вот что: придется мне, пожалуй, покинуть сии места, - словом, я обязуюсь уехать.
Сесси поднялась. Исход ее миссии не удивил ее, но она радовалась своей удаче, и лицо ее так и сияло.
- Позвольте заметить вам, - продолжал мистер Джеймс Хартхаус, - что едва ли другой посол, или, скажем, посланница так легко добилась бы у меня успеха. Я не только очутился в смешном и нелепом положении - я вынужден признать себя побежденным по всей линии. Могу я просить вас назвать себя, чтобы я имел удовольствие запомнить имя моего врага?
- Мое имя? - спросила посланница.
- Это единственное имя, которое сейчас может занимать мои мысли.
- Сесси Джуп.
- Не посетуйте на мое любопытство и разрешите на прощание задать вам еще один вопрос: вы родня семейству Грэдграйнд?
- Я всего лишь бедный приемыш, - отвечала Сесси. - Мне пришлось разлучиться с моим отцом - он был всего лишь клоун бродячего цирка, - и мистер Грэдграйнд взял меня из милости. С тех пор я живу в его доме.
Она ушла.
Мистер Джеймс Хартхаус сперва окаменел на месте, потом с глубоким вздохом опустился на диван.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27