Когда, наконец, он получил возможность утвердиться на ногах, радость его и восторг были беспредельны.— Может ли быть что-нибудь восхитительнее? — спросил он мистера Уинкля.— Нет, не может, — ответил этот джентльмен, только что освободившийся от низкорослого субъекта, который уже с четверть часа стоял у него на ногах.— Это поистине благородное и ослепительное зрелище, — сказал мистер Снодграсс, в чьей груди быстро разгоралась искра поэзии: — доблестные защитники страны выстроились в боевом порядке перед мирными ее гражданами; их лица выражают не воинственную жестокость, но цивилизованную кротость, в их глазах вспыхивает не злобный огонь грабежа и мести, но мягкий свет гуманности и разума!Мистер Пиквик вполне оценил дух этой похвальной речи, но не мог до конца с нею согласиться, ибо мягкий свет разума горел слабо в глазах воинов, так как после команды «смирно!» зритель видел только несколько тысяч пар глаз, уставившихся прямо перед собой и лишенных какого бы то ни было выражения.— Теперь мы занимаем превосходную позицию, — сказал мистер Пиквик, осматриваясь по сторонам.Толпа вокруг них постепенно рассеялась, и поблизости не было почти никого.— Превосходную! — подтвердили и мистер Снодграсс и мистер Уинкль.— Что они сейчас делают? — осведомился Пиквик, поправляя очки.— Я… я склонен думать, — сказал мистер Уинкль, меняясь в лице, — я склонен думать, что они собираются стрелять.— Вздор! — поспешно проговорил мистер Пиквик.— Я… я, право же, думаю, что они хотят стрелять, настаивал мистер Снодграсс, слегка встревоженный.— Не может быть, — возразил мистер Пиквик.Едва произнес он эти слова, как все шесть полков прицелились из ружей, словно у всех была одна общая мишень, — и этой мишенью были пиквикисты, — и раздался залп, самый устрашающий и оглушительный, какой когда-либо потрясал землю до самого ее центра или пожилого джентльмена до глубины его существа.При таких затруднительных обстоятельствах мистер Пиквик — под градом холостых залпов и под угрозой атаки войск, которые начали строиться с противоположной стороны, — проявил полное хладнокровие и самообладание, каковые являются неотъемлемыми принадлежностями великого духа. Он схватил под руку мистера Уинкля и, поместившись между этим джентльменом и мистером Снодграссом, настойчиво умолял их вспомнить о том, что стрельба не грозит им непосредственной опасностью, если исключить возможность оглохнуть от шума.— А… а что, если кто-нибудь из солдат по ошибке зарядил ружье пулей? — возразил мистер Уинкль, бледнел при мысли о такой возможности, им же самим измышленной. — Я только что слышал — что-то просвистело к воздухе, и очень громко: под самым моим ухом.— Не броситься ли нам ничком на землю? — предложил мистер Снодграсс.— Нет, нет… все уже кончено, — сказал мистер Пиквик.Быть может, губы его дрожали и щеки побледнели. но ни одно слово, свидетельствующее об испуге или волнении, не сорвалось с уст этого великого человека.Мистер Пиквик был прав: стрельба прекратилась. По едва он успел поздравить себя с тем, что догадка его правильна, как вся линия пришла в движение: хрипло пронеслась команда, и, раньше чем кто-нибудь из пиквикистов угадал смысл этого нового маневра, все шесть полков с примкнутыми штыками перешли в наступление, стремительно бросившись к тому самому месту, где расположился мистер Пиквик со своими друзьями.Человек смертен, и есть предел, за который не может простираться человеческая храбрость. Мистер Пиквик глянул сквозь очки на приближающуюся лавину, а затем решительно повернулся к ней спиной, — не скажем — побежал: во-первых, это выражение пошло; во-вторых, фигура мистера Пиквика была отнюдь не приспособлена к такому виду отступления. Он пустился рысцой, развив такую скорость, на какую только способны были его ноги, такую скорость, что затруднительность своего положения мог оценить в полной мере, когда было уже слишком поздно.Неприятельские войска, чье появление смутило мистера Пиквика несколько секунд назад, выстроились, чтобы отразить инсценированную атаку войск, осаждающих крепость; и в результате мистер Пиквик со своими приятелями внезапно очутился между двумя длиннейшими шеренгами, из коих одна быстрым шагом приближалась, а другая в боевом порядке ждала столкновения.— Эй! — кричали офицеры надвигающейся шеренги.— Прочь с дороги! — орали офицеры неподвижной шеренги.— Куда нам идти? — вопили всполошившиеся пиквикисты.— Эй-эй-эй! — было единственным ответом.Секунда смятения, тяжелый топот ног, сильное сотрясение, заглушенный смех… С полдюжины полков уже удалились на полтысячи ярдов, а подошвы мистера Пиквика продолжали мелькать в воздухе.Мистер Снодграсс и мистер Уинкль совершили вынужденные курбеты с замечательным проворством, и первое, что увидел этот последний, сидя на земле и вытирая желтым шелковым носовым платком животворную струю, лившуюся из носа, был его высокочтимый наставник, преследовавший свою собственную шляпу, которая, шаловливо подпрыгивая, уносилась вдаль.Погоня за собственной шляпой является одним из тех редких испытаний, смешных и печальных одновременно, — которые вызывают мало сочувствия. Значительное хладнокровие и немалая доза благоразумия требуются при поимке шляпы. Не следует спешить — иначе вы перегоните ее; не следует впадать в другую крайность — иначе окончательно ее потеряете. Наилучший способ — бежать полегоньку, не отставая от объекта преследования, быть осмотрительным и осторожным, ждать удобного случая, постепенно обгоняя шляпу, затем быстро нырнуть, схватить ее за тулью, нахлобучить на голову и все время благодушно улыбаться, как будто вас это забавляет не меньше, чем всех остальных.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48