Подношу третью ложку…– У-у-у-м-м… – вертит она головой.– Что ты мяукаешь, как кошка? Раскрывай рот, некогда мне с тобой возиться.– Я не клошка… У меня не-э-ту хлоста. И улши, видишь, где? А у клошков сверлху…Пока говорила, каши во рту стало меньше. Ем сам, показываю пример, причмокиваю.– Ах, как вкусно! Съем всё сам.– Не воспитывай у ребёнка жадность.– Я не воспитываю, ешь быстрее!– Сам ешь, поправляйся. А то кожа да кости.– А ты почему не хочешь?– Потому что круглая земля…– Кто тебя научил так отвечать?– Сама научилась. В садике воспицацальница Ольга Петровна так говорит.Забыла про ложку Марина… Я р-раз! – четвёртую. Под нос!Марина вытаращила глаза, разинула, задыхаясь, рот. Н-на! Сунул и пятую…– Чхри! – чихнула Марина. – У-у, чуть язык не откусила! – завыла она.Каша заляпала стекло, подоконник, Маринины ноги, чёрный лакированный стол и мне глаза.Схватился за глаза, а кружку с кашей – на окно. Бренк! Мимо, наверно, поставил… Ещё два раза по полу перекатилась кружка.Раскрываю обеими руками левый глаз. Мамочки! Какие стали у меня тапки! Какие ножки у стола! Разлепляю правый – и от увиденного опять зажмуриваюсь. Кружка под телевизором, а на полу дуга из каши.– Ау, где ты?!– Иди прямо, прямо… – скомандовала Марина с окна.Нащупываю её, снимаю с подоконника.– Ой, что ты меня поставил на кашу?– Так ты ж смотри! Я не вижу куда… Веди в ванную умываться.Марина взяла меня за руку.– Холодно… Тепло… Горячо… Огонь!Поздно! Левая моя нога стала на кашу, приклеилась.– Я же говорю – «огонь», а ты ступаешь!– Ты говори – левой или правой, большой шаг или маленький… А то «горячо», «огонь»! Игру нашла… Это из-за тебя всё!– Хорошо! Левой!.. Ещё раз левой!.. Опять левой!..– Три раза левой? – Я зашатался, раскоряченный, как циркуль.– А я не виновата. Правой некуда – там каша.– Так что, мне так и стоять? Или подниматься в воздух, лететь?– Ой, и меня научи летать! – Марина бросила мою руку. – Вот так: мах, мах!– Человеки – не птицы…Я шатался так – соломинкой ткни, повалюсь. И вдруг левая нога по-о-е-ехала!– Держи, пополам раздираюсь!Я замахал руками, словно хотел сделать Маринино «мах, мах!», и сел на пол, на что-то мягкое и мокрое…Теперь мне было всё равно. Мы были с Мариной с ног до головы в сладкой, вкусной, питательной каше.– Слушай, посмотри в кружку… – Голос мой жалостно задрожал. – Нету больше?Марина постучала кружкой об пол.– Есть немного…– Выскреби, дай мне.Марина начала выскребать и с большой охотой кормить меня из ложечки.Кормила и приговаривала:– Не спи за столом! Не мотай головой, ты не лошадь!.. Не чавкай – ты не свинья! Поставлю в угол!В это время послышался звонок в дверь. Марина бросила мне на колени кружку и необлизанную ложку, побежала открывать.– Мамочка, я тут Женьку покормила! А сейчас поведу умою!Что было потом, когда мама увидела, какие мы и что делается в квартире, я рассказывать не стану. Представьте сами.Что ни придумаете – всё будет правда.
МЫ ИДЕМ В РАЗВЕДКУ Дождь лил весь вечер. Ночью грохотала гроза. Но я не боялся – привык! Вчера, когда возвратилась мама, потом бабушка с собрания, а потом папа, – грома было достаточно. Хорошо ещё, до «молнии», до ремня не дошло.Когда я вышел утром во двор, Вася и Жора пускали по лужам кораблики. Серёжа держал под мышкой мяч, а Павлуша – своего брата Генку. Не под мышкой, а так – за руку. В субботу малыша забирают из круглосуточного садика, а в остальные дни Генка домой не ходит.Левон Иванович стоял возле камня-валуна, держал фанерный щиток на длинном колышке и смотрел по сторонам, искал что-то. Фанера с палкой смахивали на лопату, которой зимой чистят снег.Мы подали дяде Левону четыре камня. Он выбрал один и вбил палку в землю. Достал из кармана трубочку бумаги, развернул и прикнопил к щитку.Мы так и ахнули!На бумаге всеми красками сверкал наш будущий сквер. Один только камень-валун и узнали. А за камнем были нарисованы посыпанные жёлтым песком дорожки, вдоль них росли кусты. Были и скамьи, и песочница малышам, и беседка, и клумбы с цветами, и много-много деревьев. Под деревьями закрашено светло-зелёным – трава.– Ну что, нравится? Пусть все знакомятся с проектом, а вечером будем копать ямки. Завтра, в воскресенье, должны привезти деревья и кусты.К камню прислонён жёлтый плоский ящик с ремнём и пригнутыми к боку алюминиевыми ножками. Дядя Левон повесил ящик на плечо, поднял руку. Мы сразу вспомнили о нашей клятве и тоже поподнимали руки.– Ну, «артековцы», кто со мной на Неман, в разведку?На Неман захотели идти все. Мы за ним даже на край света пошли бы. Уж очень Левон Иванович нам нравился.– Это у вас в ящике куклы? – догадался я.– Нет. Краски, кисти, бумага. Этюдник это. Попробую на берегу написать этюд.Никто не понял, как это «писать этюд». Жора спросил:– А разве вы художник?– Молодой человек, я – артист. А это – просто так. Учусь…– А разве старики учатся? – удивился Серёжа.– Гм, гм… Разве я такой уж старый, что и учиться нельзя? Человек должен всю жизнь учиться – то одному, то другому.Пока мы так разговаривали, вышли со двора на улицу. А наша улица Мира интересная – не улица, а только половинка её: нет второго ряда домов! Все дома на улице стоят в один ряд и смотрят на нижние улицы и на Неман. С четвёртого, нашего, этажа даже воду можно увидеть.Там, где должен быть второй ряд домов, обрыв. Внизу, под обрывом, огороды и улица с одноэтажными деревянными домами, за той улицей, на этаж ниже, ещё одна такая же улица и только потом Неман. Если положить доски с нашей улицы на крыши домов первой нижней улицы, будет ровно-ровнёхонько.Мы немного постояли, посмотрели с улицы вниз и во все стороны. Дядя Левон сказал, что когда-то Неман плескался у наших ног, прямо под обрывом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51