Вечерняя заря еще догорала. Я прислонился к стене дома и стал ждать Пэта. Дом Пэта стоит довольно высоко, и отсюда хорошо видна деревня Темплбриди, лежащая на другом конце острова. В той стороне тянулась в море полоса рифов и горел маяк, предупреждающий корабли об опасности. Сейчас его огонек весело мигал на спокойной глади моря. Вдали на горизонте, темнел силуэт Лошадиного острова.
Появился Пэт. Мы спустились коротким путем на дорогу, ведущую в деревню, и сели на поросшую травой обочину как раз на повороте. Здесь обычно собирались поговорить наши деревенские, но сейчас мы были совсем одни. И все-таки я огляделся кругом, нет ли кого случайно рядом. Убедившись, что никого нет, я начал:
— Пэт, мы должны рассказать, где мы нашли жеребенка.
— Рассказать и выдать тайну? — Пэт очень удивился моим словам.
— Рассказать только родителям. Ты скажешь своему отцу, а я — своему.
— У тебя, конечно, должна быть веская причина, чтобы это предлагать, — заметил Пэт. Но так как я, подыскивая слова, молчал, заговорил он, волнуясь все сильнее: — Ведь мы решили никому ничего не рассказывать, а то все понаедут туда, переловят коней и увезут. Мы ведь договорились: Лошадиный остров — наш и никто, кроме нас двоих, ездить туда не должен.
— Но туда все равно ездят, — сказал я.
— Кто ездит? От кого ты это слыхал?
— Ни от кого я не слыхал. А дело в том, что некоторые лошади на острове были подкованы.
Пэт так долго молчал, что я легонько тряхнул его. Пэт упавшим голосом проговорил:
— Такого идиота, как я, Дэнни, на белом свете еще не было! А когда ты это заметил?
Я понимал, что Пэта мучает мысль, вдруг у жеребенка есть хозяин, и старался говорить как можно мягче:
— Когда мы вышли из хижины в первое утро и увидели на земле множество следов, мне уже тогда показалось в них что-то подозрительное. Но что, я никак не мог понять. Меня осенило, когда Дерри Фолан сказал, что жеребенок еще не подкован. Да, наш жеребенок не подкован, это верно, но некоторые лошади там были подкованы.
— Ничего не понимаю! — пожал плечами Пэт, и мы оба замолчали надолго, ломая голову над этой загадкой.
Мы, наверное, так бы и просидели до восхода солнца, если бы позади нас не послышались чьи-то тяжелые шаги со стороны дома Конроев. Я обернулся и стал вглядываться в темноту. С тропы послышался грубый, но сдобренный притворной веселостью голос Майка Коффи. Он, конечно, уже давно нас заметил.
— Ну конечно, это они. Два храбреца, которых танцы не интересуют.
Он вынул из кармана старый клетчатый носовой платок, аккуратно расстелил рядом со мной и тяжело на него опустился. Чувствовалось, что он изо всех сил старается подольститься к нам, и я все ждал: вот-вот вынет из кармана какой-нибудь товар и начнет опять предлагать. Майк Коффи был не из тех, кто скоро забывает виденные в чужих руках деньги. Но ничего подобного. Он привалился спиной к поросшему травой крутому склону и заложил руки за голову: нате, мол, глядите, моя любимая поза.
— Какое славное путешествие вы совершили! — воскликнул он. — Ваши матери могут гордиться вами.
«Ну вот, — подумал я, — начинается». Но Майк Коффи продолжал совсем в ином духе:
— А они спрашивали вас, где вы взяли жеребенка?
«Так вот оно что, Майк позарился на жеребенка», — подумал я и ответил:
— Моя мать спрашивала.
— И что ты ей ответил? — полюбопытствовал Майк.
— То же, что и вам.
— То есть что он плыл в море и вы его подобрали? — подчеркивая каждое слово, проговорил Майк. — Прекрасный, исчерпывающий ответ. И спрашивать больше нечего. Плыл себе, и все. Но если вы хотели, чтобы вам поверили, вы бы хоть догадались искупать его, чтобы он был мокрый.
— А он успел обсохнуть за время пути, — не очень уверенно возразил я.
— Промокшая до нитки лошадь обсыхает долго, — наставительно заметил Майк. — Но, кроме того, разве вам под силу втащить в лодку из воды даже маленького жеребенка? Я представить себе не могу, как вы это проделали, не перевернув лодки.
— Он долго плыл и очень устал. Увидел нас, сам в лодку запросился.
Пэт легонько толкнул меня локтем в бок, чтобы я не очень-то завирался.
— Так ты говоришь, он сам в лодку прыгнул? — с насмешливым удивлением переспросил Майк.
— Я этого не говорил! — крикнул я.
— Ну-ну, полегче!
Он положил свою руку на мою, и я едва удержался, чтобы не ударить его по этой руке. Убрав руку, он продолжал дальше:
— Ну, а угрей вы где наловили?
— А вам-то что до этого?
Мы, конечно, могли бы вскочить и убежать, но мы почему-то сидели и слушали. Скорее всего, нас удерживало любопытство: что он еще скажет? Пропустив мимо ушей грубость, Майк Коффи продолжал как ни в чем не бывало:
— Меня ведь тоже интересуют угри. Так вот, рыбаки из Темплбриди ходили вчера за угрями к Голлем-хеду и ничего оттуда не привезли.
Я промолчал. Без сомнения, весть о нашем богатом улове очень скоро облетит остров. И, конечно, кто-нибудь из Темплбриди не сегодня-завтра заглянет к нам и скажет отцу, что они вернулись пустыми с того места, откуда мы привезли две полные бочки. Я сидел как на иголках. Скорее бы уж Майк уходил! Я немедленно вернусь в кухню Конроев, позову отца и все ему расскажу.
Но тут вдруг из темноты донеслось громкое, визгливое хихиканье, точно поблизости заржала лошадь, и рядом с Майком на траву неуклюже опустился его сын Энди.
— Вот ты, оказывается, где, отец, вот ты где, — зачастил он захлебываясь. — Ты нашел этих мальчишек; конечно, ты их нашел.
— Садись и попридержи язык! — с холодной злобой проговорил Майк.
Энди издал короткое блеяние, внезапно оборвав его, точно кто стал его душить. Я подумал, что Майк, наверное, бьет сына, когда они остаются одни на шхуне в открытом море.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48