Ничего-ничего, думал Леха, сейчас Анжелка сядет к своей подруге Трубецкой, и начнется…
Почти вслед за Жмойдяк по коридору походкой кузнечика провихлял Блэкмор — Дроздовский. Этот, пожалуй, удивился больше всех. С глазами, похожими на два восклицательных знака, он направился к подоконнику.
— Мишка, блин, — взволнованным голосом произнес Блэкмор. — Ты чего с этим маменькиным…
— Цыц, — прервал его Крендель. — Тут Леха о таких делах расска…
Так, молниеносно подумал Леха, так. Сейчас или никогда.
— Тихо, Крендель, — перебил Кренделя Леха. — Ни слова дальше!
Мишка послушно заткнулся. А Корольков спрыгнул с подоконника и выпрямился Во весь свой рост перед Дроздовским. Для того, чтобы заглянуть Блэкмору в глаза, Лехе пришлось слегка задрать голову.
И все же взгляд Королькова был суров. Этот взгляд был таким, словно Леха смотрел на Блэкмора сверху вниз, как на букашку…
Тут Блэкмор услышал фразу, которая потрясла его до глубины души.
— Крендель, — мягко произнес Леха, не отводя взгляда от Дроздовского. — Слушай, Крендель, отошли-ка ты этого придурка. У меня к тебе еще пара слов.
Дроздовский почувствовал, как земля уходит из-под его ног.
А Мишка, к огромному изумлению Дроздовского, остался сидеть на подоконнике, и более того, он усмехнулся. А потом сказал:
— Вали, Блэкмор. Вали отсюда. Догнал? Нам с Лехой есть о чем побазарить.
Долго еще стояли в ушах Дроздовского голоса маменькиного сынка и сумасшедшего Кренделя (в том, что у Мйшки поехала крыша, Блэкмор не сомневался нисколько). Уже начался урок, уже давно Мишка сидел рядом и даже что-то ему, Дроздовскому, гнал насчет дуры-физички — но он не очень-то слушал. И даже, против обыкновения, мало хихикал.
…Когда Блэкмор зашел в класс, Леха сказал:
— Один момент. О том, что слышал, — никому.
— Мм, хорошо, — кивнул Крендель.
— И своему крутому папаше, — с нажимом произнёс Леха, — ни слова. — Корольков снисходительно усмехнулся. — За него боюсь, за папашу твоего, понял? И за тебя, потому как я, дурак, тебе ТАКОГО понарассказывал…
— Понял, — решительно кивнул Мишка. — Могила…
— Хоть твой папаша и бандюг пасет, он против моего — никто, — вконец обнаглел Леха. — Никто, понял?
— Хорошо, хорошо… — засуетился Мишка. На его лбу пролегла морщина, которой Леха раньше никогда не замечал. — Заметано. Я тебе обещал, Корольков, я буду молчать. Дурак ты, что сразу не сказал, из какой ты семьи, я бы к тебе тогда не лез.
Леха с трудом сдержал ликование. Полный успех.
Но чтобы этот успех закрепить, нужно было всего чуть-чуть…
— Как ты сказал? — прищурил глаза Корольков. — Кто из нас дурак? Я или ты?
В тот день все учителя, которые вели уроки в 8-м «Б», пребывали в полной растерянности. Они видели сплошь задумчивые лица и затуманенные глаза; весь класс, казалось, витал в облаках. Что это было? Эпидемия? Массовый психоз? Во всяком случае, что-то очень и очень серьезное, потому что даже на самые простые вопросы невпопад отвечают не только такие безнадежные субъекты, как Крендель и Дроздовский, но светлые головы — Жмойдяк и Трубецкая…
Крендель спелся с новичком. Леха Корольков перестал быть заклятым врагом главаря местных хулиганов.
Этого учителя не знали, но именно эта новость не давала покоя всему 8-му «Б».
Трушкин косился на невозмутимый профиль соседа и страшно обижался на Лехино гробовое молчание. Потом не выдержал, толкнул локтем:
— Ну, чего там?
— Ти-и-ихо, — прошипел в ответ Корольков. — Отстань, потом расскажу.
Ах, вот как? Трушкин надул губы и весь ушел в себя.
Леха до самого конца уроков думал о том, какую еще лапшу ему предстоит вешать на уши Кренделю.
Крендель, страшно гордый, размышлял о том, что настоящая тайна может быть доверена только настоящему мужчине — например, ему. Ведь не доверился же Леха, например, Блэкмору? А если Корольков подрастет и тоже станет киллером? От такой перспективы и обалдеть можно. Иметь киллера в числе верных дружков…
Дроздовский к концу четвертого урока твердо решил собрать всю тусовку и поставить перед Кренделем пару серьезных вопросов. Пусть Мишка при всех попробует объяснить, с какой стати он наезжает на старых, проверенных друзей и заводит себе новых — среди недавних врагов. Пусть растолкует, как это он, Крендель, вместе с маменькиным сынком обзывает старых корешей «придурками»…
Анжела Жмойдяк украдкой поглядывала на Леху Королькова и думала, что она, оказывается, этого человека совсем не знает.
А Светка Трубецкая ломала голову над тем, кому еще рассказать о неожиданной дружбе двух недавних врагов, но ничего не могла придумать, потому что все и так уже знали.

Крендель оказался настоящим занудой. Об этом Леха раньше и не подозревал.
Мишка возник рядом с Корольковым после первого же урока.
— Слышь… Слышь, Леха… А не скажешь, как того крутого, первого, звали?
— Кого, крутого?
— Того, самого первого, на которого твой папаша в Адлере согла…
— А зачем тебе?
— А может, знаю? — прошептал Крендель и воровато оглянулся. — Я многих знаю, у меня ж отец… Ну, ты ж понимаешь…
Корольков на секунду задумался.
— Ленька его звали, Ленька Австрийчик. — Фамилия была придумана по аналогии с Япончиком. — У него, Австрийчика, счет валютный офигенный был в Вене, в Австрии, потому так и окрестили.
Услышанное Мишка переваривал на протяжении второго и третьего уроков, а потом снова подошел к Лехе и спросил:
— А где он сейчас?
— Да кто?
— Австрийчик!
— За границей давно-, — уверенно ответил Леха. — Отец с ним начинал — а сейчас у Отца другие заказчики. — Корольков вздохнул и добавил (для того, чтобы этот придуманный отец казался не таким уж чудовищем):
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52