И видятся, небось, редко. Так что дуй, спеши порадовать.
Она и "дунула" - а я дальше колобком покатился, в другую сторону, к дому. Через поле, мимо кладбища... Минуя кладбище, у могилы "таджички" замедлил, где, оказывается, неизвестная бомжиха схоронена. Посмотрел я на эту могилу, вздохнул насчет судьбы нелепой и перевернутой, и дальше почесал.
Уже на подходе к дому меня Гришка и Константин догнали.
- Все-таки, решили сопроводить тебя, батя, - сказал Гришка. - При девках Мишку оставили, на всякий пожарный.
- Телеграмму-то Верка донесла? - спросил я.
- Донесла, конечно, - сказал Константин. - Татьяна проснулась, сама телеграмму взяла. И уже собираться начала, чтобы к ближайшему автобусу успеть. Говорит, за сутки обернуться хочет, чтобы завтра к утру опять быть здесь, потому что с документами по дому медлить нельзя.
- Ну и ладно, - вздохнул я. - Уж сутки мы перекантуемся.
А тут и к дому подошли. И сердце у меня захолодело, потому что Тузик лает, надрывается, а дверь приоткрыта. Непорядок какой-то, точно.
Я по ступенькам взбежал, сыновья за мной. Как-то забыли мы в тот момент, что в доме любая опасность может ждать, и что с бандюгами, коли они пожаловали, нам и втроем не справиться.
А как взбежали - так остолбенели.
Виталик Горбылкин, придурок, сграбастал Зинку, нож ей к горлу прижал, и не кричит, а визжит прямо:
- Не подходи! Зарежу!
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
Уже потом Зинка рассказала нам, что произошло.
Вошла она домой, значит, и какой-то шорох в дальней комнате услышала. Она туда - тихо, на цыпочках (сперва ей вообразилось, что это кошка залезла, и хотела она кошку по полной мерке шугануть) - а там Виталик, и по ящикам комода шарит, и по полкам, и по другим местам.
Зинка как гаркнула:
- Ты что тут делаешь, скотина?
Он сперва шарахнулся, лицом исказился, побледнел, потом ножик свой выхватил, вперед выставил и зашипел на нее:
- Тише ты, сука! Лучше говори, где ваша тысяча рублей лежит!
Но Зинку лучше не зверить.
- Ах ты, сволочь! - напустилась она на него. - Ты нам всем нагадил, под бандитов и под милицию подставил, хотя тебя тут принимали, поили и кормили, а ту ещё воровать тут вздумал, и требовать! А ну, пошел вон!
А сама глазами ищет, что бы такое ухватить, поосновательней: скалку, ухват либо кочергу.
А он совсем скривился.
- Тихо, тетя Зина! Мне терять нечего, и линять отсюда надо, а чтобы слинять, деньги нужны! К дяде не пойдешь, там в два счета можно засыпаться, а за вашим домом никто не следит, и деньги у вас водились! Так что, давай, выкладывай, мне каждая секунда дорога!
И тут Зинка разглядела, что глаза у него совсем безумные. Психически больные глаза, как у бешеной собаки, в самый угол затравленной. И страх её начал забирать. Но ему она страха своего не показала.
- Если хочешь о чем-то разговаривать, то прежде всего нож убери, строго сказала она. - Ишь, выступать тут вздумал!
У Виталика рука с ножом дрогнула, будто он призадумался о том, чтобы нож убрать. Но потом ещё резче нож вперед выставил.
- Брось свои штуки! Деньги где?
- Опомнись, Виталик, какие деньги? - сказала Зинка. - Все, что было, уже разошлось, долго ли в наше время тысячу рублей потратить, особенно когда по долгам отдавать надо, и когда продуктов в доме шаром покати, и наперед загружаешься, чтобы на какое-то время хватило?
Он зашипел и заплевался как раскаленный чайник.
- Не ври, тетя Зина! Ведь порежу! На куски разделаю!
Зинка оглянулась, ища, чем бы отбиваться от него, если и вправду резать начнет - и увидела в окно, смотрящее на улицу и на калитку нашего двора, что мы идем, уже во двор входим. Вот она повернулась и кинулась бежать, чтобы к нам вырваться. Но Виталик догнал её в два прыжка и сграбастал, нож к горлу. Вот в таком виде мы их и застали, когда вошли.
Первым Гришка молчание нарушил.
- Кончай дурить, Горбыль, - сказал он. - Отпусти мамку и уходи. Слово даю, что выпустим, ничего тебе не сделаем.
Виталик оскалился.
- Ты чё, не понял? Я ж говорю, мне терять нечего. Где ваша тысяча рублей? Или, точно говорю, я ей горло пересеку, и потом будь со мной, что будет! Но живой не отпущу её, точно! Поэтому не вздумайте близко подходить!
- Так если мы к тебе не подойдем, как же мы тебе деньги вручим? спросил Гришка.
А Константин только смотрел исподлобья. Примеривался, я видел, как бы момент и движение уловить, чтобы придурка утрамбовать.
- Ты мне... не того, не этого! - задыхался Виталик. - Знаю я!.. Во, смотри, я с-час на нож нажму!..
Константин двинулся было вперед, но его Гришка знаком руки остановил.
- Так я ж тебя убью, - сказал он. - Причем так убью, что пострашней любых бандитских казней будет. За ноги возьму и разорву пополам. Такое хочешь - услышать, как твоя мошонка трещит? Поэтому, говорю, отпускай мамку и вали, пока мы ещё договариваться согласны.
Придурок задумался, вроде. Но потом головой мотнул.
- А деньги?
- Будут тебе и деньги. Но чтобы после этого исчез и в наших краях больше не появлялся.
И напряжение совсем тяжелое наступило. Непонятно, доходит что-нибудь до придурка или нет. И в самый пик этого напряжения мы шум машины услышали. Даже двух машин.
Я обернулся, глянул в окно - точно, возле нашей калитки два джипа тормозят. По мою душу получается. Но ведь и из самой поганой ситуации можно что-нибудь выжать. Как говорится, с паршивой овцы хоть шерсти клок. Я и повернулся опять в Виталику.
- Вон, бандиты, за тобой приехали, выследили до нас. Выходит, засекли тебя где-то. Теперь из-за тебя, скотины, и нас всех положут, если не слиняешь!
Виталик с лица спал, Зинку выпустил, к окну в дальней комнате метнулся. Но через окно побоялся уходить: ведь огород весь просматривается, его разу увидеть могли.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107