Мы стлали и пошли за ним, а он продолжал говорить, не оглядываясь. - Нам здесь больше делать нечего. Ну, может, разок-другой ещё вызовут для дачи показаний, но, может, и без этого обойдется. И нож при мне, - он похлопал по пиджаку, по тому месту, где был внутренний нагрудный карман. - Под расписку получил, что доставлю владелице...
Он вдруг резко выдохнул и остановился. Вытащил свои кубинские убойные сигареты - и, когда раскуривал, мы увидели, что у него дрожат руки.
Он сделал несколько глубоких затяжек, прежде, чем снова заговорить. И, когда снова заговорил, голос у него был подсевшим - то ли от волнения, то ли от того, что он слишком резко саданул по горлу и по легким крепчайшим черным дымом крепчайшего табака, так резко, как, наверно, самое закаленное горло не выдержит.
- Ну, пацаны, с вам причитается. Особенно за порванный пиджак. ...Впрочем, с меня тоже причитается, - добавил он после паузы. - Вы и не бросили меня и... и вообще, очень вовремя вмешались. Кто-то из вас сказал фразочку, в результате которой у меня в голове что-то щелкнуло и все окончательно встало на места. И я понял, как нам спастись.
- Это когда ты сказал, что Пучеглазый торгует на валюту?
- Ага. Что ж это такое было?.. Ах, да! - он повернулся к Юрке. - Когда ты про экспертизу заговорил, а Пучеглазый заерзал, и стало понятно: он чего-то боится, - Юрка покраснел от удовольствия, а Седой продолжил объяснения. - И я подумал - а чего он боится? И понял: если назначат экспертизу, то вся история раскрутится, и его точно зацепят. У него был единственный шанс выйти сухим из воды - настоять, чтобы майор позвонил по нужному телефону и чтобы потом Пучеглазым занимались другие люди. Он считал, он такой ценный работник, что ему все с рук сойдет. А потом... Потом, он ведь трус, это по нему видно. И можно себе представить, чтобы этот трус попробовал меня убить - попробовал очень глупо и бестолково, с почти стопроцентными шансами засыпаться, ведь многие видели, что в туалет мы выходим вместе. Выходит, ему жадность так глаза ослепила, что он совсем голову потерял. Не мог он расстаться с этим ножом, потому что слишком большие деньги были ему за этот нож обещаны, вот что получалось! Иначе бы он под расстрельную статью не полез. Откуда он мог получить такие большие деньги? Только от иностранца, и только в валюте. Но ведь и это тоже расстрельная статья. Он, видно, на что рассчитывал - если вообще рассчитывал хоть на что-то? Он заявит, что я первым на него напал, и что он действовал в "пределах допустимой самообороны". А потом его ведомство его отмажет, что, да, он в пределах самообороны действовал, и даже сажать его нельзя, не то, что расстреливать, и нож останется при нем, и толкнет он этот нож, и уберет "деньги-франки" в тайник, до тех времен, когда можно будет ими воспользоваться, и все будет шито-крыто... В общем, рискнул я обвинить его в попытке продать ножик на валюту, потому что это был наш единственный шанс выкрутиться - и повезло, попал в самую точку. И вся ситуация, как вы видели, сразу поменялась.
У меня было такое впечатление, что Седой рассказывает все это не для нас, а для себя самого, заново осмысляя все, что с ним приключилось - как бы избавляясь и отряхиваясь от последних ненужных переживаний. А тут мы и до метро дошли.
- А как... - заикнулся Димка.
- Все! - Седой решительно бросил окурок и растоптал его. - Все разговоры - потом, когда доедем. В метро, при народе, лишнего трезвонить не буду. И вы не трезвоньте!
И мы всю дорогу в метро ехали молча. Уже потом, когда мы вышли и через пустыри пошли к Госпитальному Валу, мы некоторое время терпели, прикусив языки. Седой напевал, как ни странно, ту же песню, что и майор - только другой её кусок:
...Потом его мы сдали
Властям НКВД,
С тех пор его по тюрьмам
Я не встречал нигде!
Нас благодарили власти,
Жал руку прокурор,
А после посадили
Под усиленный надзор.
Сижу я за решеточкой,
Одну имею цель:
Увидеть бы хоть в щелочку
Ту самую Марсель!
Где
девочки танцуют голые,
Где
дамы в соболях,
Лакеи носят вина где,
А воры носят фрак!
И кружился над пустырями залихватский мотивчик, пока Седой не допел до конца и не подмигнул вам:
- Вот так! И за решеточкой посидеть не пришлось, хотя любая помощь власти очень часто только этим и кончается. Влез не в свое дело, понимаешь... а увидеть роскошный город Марсель все равно хочется.
Тут я не выдержал и сказал:
- Седой, давай, все-таки остановимся и ты нам ещё кое-что объяснишь. Ведь при Мадлене Людвиговне и Шарлоте Ивановне ты всего рассказывать не будешь, факт, а нам так хочется узнать все побыстрее!
- Ну? - Седой остановился, вроде бы, недовольный, но в его глазах плясали лукавые огоньки. - Что ещё вы хотели узнать?
- Во-первых, как ты с Климом справился? - спросил Димка.
- Нормально справился, - Седой присел на бетонную плиту на пустыре. Говорю ж вам, это было самое простое. Он меня уважает, и знает, что я плохого не посоветую. А до драки дойди - я буду метелить так, что никакая шпана не завалит. В конце концов, за мной тоже сила есть. Слесаря с завода, парни с казарм - с этой силой все считаться должны... Ну, объяснил я ему, что на этот раз он промахнулся. Нож принадлежит герою войны, а он ведь знает, как его дед относится ко всему, что связано с героями войны. Если дед узнает, что он такой ножик попер, чтобы толкануть спекулянтам, да ещё попер практически у члена семьи - дед сам все сделает, чтобы дорогой внучек сел крепко и надолго! Если сам до этого не убьет - или, по меньшей мере, не отмутузит до полусмерти. Дед у него до сих пор ещё тот мужик - быка ударом кулака уложит. И честь свою мужицкую очень чувствует.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38