Он берет паспорт Васильича, якобы, разрешение на оружие ему оформить, а сам таскает этот паспорт по заводу, забывает в людных местах, проговаривается, как бы случайно: мол, в секретном порядке настоящую охрану на пост ставим, теперь всему мелкому воровству конец придет! Словом, делает все, чтобы эти новости дошли до самых оголтелых... Ведь он зарплату давным-давно не платит, люди живут на то, что уворуют, и если им этот кислородный клапан перекроют, то им и их семьям вообще зубы на полку класть! И, сама понимаешь, когда в животе от голода сводит, люди вообще волками становятся... А если ещё и пьет человек, и уворованное ему на пропой души надо, и при этом он вечно от водки не в себе... Он за ту малость, которую от жизни имеет, пойдет и горло грызть, и насильничать, и дома поджигать...
- То есть, Букин добился своего, - подытоживает она. - Четверо воришек перепугались за свои крохи с барского стола и решили пугнуть твоего друга чтобы отбить у него охоту в охранники на завод идти.
- Вот именно, - киваю. - Выпили перед этим для храбрости и пошли на свое черное дело. И если б Шипов паспорт Васильича в своих бандитских делах не заиграл, то вообще бы все шито-крыто осталось. Но тут директору пришлось придумывать, как ему от паспорта отмазаться. И хоть он мне его со всей хитростью вернул, а все равно засветился. Все окончательно ясно стало.
- И что ты теперь делать будешь? - спрашивает она.
- Имена знаю, - говорю. - Так что сегодня или завтра в Имжи съезжу.
- Я бы помогла тебе, - говорит она. - Но мне при больном быть надобно...
- А мне и не требуется помощи, - отвечаю. - Это мое дело, и я сам должен его порешить. Ты уж будь при больном, только, смотри, без фокусов, если он очнется.
- Без каких таких фокусов? - осведомляется, невинно так глазками хлопая.
- А вот без этих самых, - говорю. - Ты ведь и в постель к нему шмыгнуть можешь, у тебя бесстыдства хватит! Я ж вижу, какими глазами ты на него смотришь, да ещё эту песенку дурацкую все время под нос мурлычешь... Пороли тебя в детстве мало, но вот ужо я за тебя возьмусь, если безобразничать начнешь! Тебе ещё долго мозги вправлять, чтобы ты человеком стала, а не кошкой, которая только и смотрит, где что плохо лежит...
- Ладно, дед, - смеется, - не подведу я твоего доверия, так что ремень можешь поберечь.
Ну, оно уже лучше, по крайней мере, уже не напрягается, кулаки не стискивает и губы не кусает, как будто её так обидели, что хоть сейчас в драку лезь.
И на следующий день я в Имжи направился. Встал у проходной, отслеживаю. Соображаю, как бы мне понезаметней этих Клугина, Ипатова, Воротилова и Левчука вызнать и не отстать от них, пока где-нибудь в глухом проулке их не тормозну. Ну, тут мне повезло еще. Выходят трое, и один, через плечо оглянувшись, кричит:
- Левчук, не отставай!
Я за ними. А они сперва в винный магазин, потом в недостроенный дом полезли, взятую бутылку распивать.
Я потихоньку за ними забрался. Встал в дверном проеме, на них гляжу. Они оборачиваются.
- Тебе чего, дед? Тоже выпить захотелось, или просто поссать залез?
- Нет, - говорю. - Я к вам вроде как судья пожаловал, чтобы к смерти приговорить.
- Да ты соображай!.. - начинает один из них, но осекается, потому что я уже пистолет достал и на него навел.
- На колени! - говорю. - Хоть вы и погромщики и насильники, но время на молитву и на то, чтобы прощения попросить, я вам даю.
Один к окну метнулся, чтобы выпрыгнуть, так я его тут же и уложил. И тут, делать нечего, пришлось и всех других сразу пристрелить, без торжественного оглашения приговора, потому что очень гулко выстрел разнесся, и надо было спешить, пока народ не сбежался.
Вот так оно все и вышло. Собаке собачья смерть.
Я бреду потихоньку к автовокзалу, и около самого автовокзала меня кто-то окликает. Оглядываюсь - майор Наумкин.
- Здравствуйте, Михаил Григорьевич! Разрешите с вами поговорить?
- Всегда пожалуйста, - соглашаюсь.
Он меня под ручку берет, ведет аккуратненько.
- Все хотел спросить вас, Михаил Григорьич, почему вы мне неточные показания дали?
- Как это? - спрашиваю.
- Да вот, во время смерти первого из Сизовых видели на вокзальной площади какого-то хромого старика, который за ларьки отходил, маленькую нужду справить. Из-за этих ларьков, кстати, идеальное место получается, чтобы застрелить Сизова там, где он стоял. А вы в своих показаниях заявили, что вообще из дому не выходили. Так и запротоколировано. Может, изменить показания желаете, чтобы потом несуразностей не было?
Вот так так! - думаю. Не так-то он прост, этот майор.
- Нет, - отвечаю, - ничего менять не желаю.
- Ну, как знаете, - говорит. - Я-то думал... - и такой упор в слова вкладывает. - Я-то думал, вы, когда нужду справляли, могли убийцу увидеть, и он вас так запугал, что вы теперь и сознаться боитесь.
- А что бы вы с убийцей сделали, если б поймали? - спрашиваю.
Он хитренько так на меня щурится.
- Право, не знаю, - говорит. - С одной стороны, арестовывать его надо. С другой - хоть "спасибо" ему говори, ведь он наш город от такой заразы избавил, что дышать легче стало. Можно сказать, нам на благо постарался... Честное слово, кажется мне, что убийца этот - человек пристойный, и лучше его не искать.
- Как решите, - говорю. - Тут я вам не советчик.
- И больше ничего вы мне сказать не желаете?
- Как же, желаю! У меня, знаете, как в последнее время укромный уголок по нужде ни залезу, так неприятности случаются. Вот и сейчас на четыре трупа наткнулся, до сих пор дрожу...
- И где же с вами эта неприятность случилась? - живо интересуется.
- А в недостроенном доме возле завода.
- И чьи же это трупы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112