— Не химический. Я руковожу секцией биохимии. Да. Вот так!
Теперь учитель очень внимательно, даже чересчур внимательно, как показалось Роде, смотрел на него. И Родя вдруг решил не мудрить, а говорить напрямик.
— Понимаете, Куприян Семенович… Мы просто хотели вас предупредить. Ведь ваша лаборатория… она находится рядом с… этой самой… с лабораторией электроники?
— Да. Электроники и автоматики. Только позвольте, о чем… о чем вы, собственно, хотели меня предупредить?
В разговор наконец вступил Веня:
— Понимаете, Куприян Семенович… мы заметили, что там ночью у вас свет горит. Кто-то зажигает. А мы знаем, что по ночам Дворец пионеров заперт.
— Это глу… это г-глупости! — тихим подрагивающим голосом проговорил Купрум Эс. — Там не может быть никакого света, и вы… и вы его видеть не могли. Вот так! Да! И это… и это очень непорядочно распускать такие глупые и панические слухи. Да! Извините, я тороплюсь. Меня ждут… Меня в учительской ждут…
И Купрум Эс быстро зашагал прочь от мальчишек, ссутулившись и сжав костлявые опущенные кулаки. Друзья молча смотрели ему вслед, как вдруг перед ними возникли сестры Мухины.
— Ребята, послушайте, за кого вы будете голосовать на выборах? — спросила Настя.
Веня замахнулся на сестер кулаком, а Родя быстро сказал:
— За Ладошину, за Ладошину, успо… — Он не договорил, потому что увидел, что к ним возвращается Купрум Эс. Учитель химии остановился шагах в пяти от них.
— Мальчики! Прошу вас… прошу вас на два слова ко мне!
Сестры Мухины испарились, а ребята подошли к учителю.
— Вы… вы меня простите… Я был неправ. Да. Неправ, — заговорил Купрум Эс, понизив голос и озираясь. — Если вы не ошибаетесь, то это… это действительно очень странно и… и очень подозрительно. Вот так! И теперь… и теперь я прошу, скажите мне, где и каким образом вы видели свет. И когда? Вот именно: когда?
Ребята не стали говорить об астрономической трубе, а просто рассказали учителю, в каких окнах они заметили свет, и добавили, что свет этот пробивается в щели над черными шторами. Приблизительно назвали время, когда они наблюдали это явление.
Купрум Эс слушал их, тиская перед грудью тонкие пальцы одной руки пальцами другой. Светло-голубые глаза его то снова становились невидящими, то вдруг впивались в Родю и Веню. После того как ребята закончили свой рассказ, он долго молчал и вдруг словно опомнился:
— Да! Все это очень странно и… и очень подозрительно. Да! Вот так! Тебя как зовут?
— Родя Маршев.
— Родя Маршев. Очень хорошо! А… а тебя?
— Рудаков Веня.
— Да… Значит, Веня Рудаков. Родя Маршев и Веня Рудаков. Очень хорошо! Да! — Он помолчал, озираясь по сторонам, потом снова заговорил: — Значит, тебя — Родя, а тебя… тебя — Веня? Значит, так, Родя и Веня. Мы — таким образом: мы будем молчать. Вот именно: молчать. И мы расследуем. Мы расследуем это дело. Я… я сегодня же этим займусь, сегодня же. Да! Но если мы расскажем кому-нибудь, мы можем спу… спугнуть этих… которые забираются. Вы согласны со мной, что надо молчать? Что надо… ничего и никому? Согласны?
Ребята кивнули, пробормотали, что согласны.
— И вы даете слово, что никому? Не расскажете никому? По крайней мере три дня. Вот так! Да. Три дня?
— Даем, — почти одновременно сказали Родя и Веня.
— Благодарю!.. Благодарю!.. — Купрум Эс пожал им по очереди руки. — И мы этим займемся. Я сегодня же… сегодня же займусь… Вот так. Да! Мы их найдем, этих зло… злоумышленников. Мы их найдем! Да! Всего хорошего!
Купрум Эс быстро удалился.
— Родь!.. — сказал Веня. — А тебе не кажется, что он сам какой-то… ну, подозрительный, что ли?
— Кажется, — тихо ответил Родя.
За спиной у ребят раздался свирепый голос Лешки Павлова:
— Да отстаньте вы от меня с вашей Ладошиной! Сказал, что проголосую!
Обернувшись, они увидели, как от силача брызнули в разные стороны сестры Мухины.
Глава пятая
После пятого урока в кабинет вошла Дина Коваль. Она произнесла маленькую речь о значении сбора макулатуры для нашей страны. Затем она предложила ребятам разойтись по домам, пообедать, а к трем часам собраться в школьном дворе.
Как только речь зашла о сборе макулатуры, Родя вспомнил разговор с Зоей у ворот школьного двора. Он вспомнил, как Зоя назвала его человеком умным, «со всякими идеями в голове», что было, конечно, очень лестно; вспомнил, как она попросила его придумать что-нибудь такое, что помогло бы отряду выйти на первое место. Вспомнил Родя и устремленные на него Зоины глаза, большие, черные, с длиннющими ресницами. Вспомнил и стал думать.
Как всегда, Маршев и Рудаков шли домой вместе. Веня говорил все о тех же зашторенных окнах, о странном поведении Купрума Эса. Родя машинально поддакивал ему, а сам ломал себе голову над тем, где еще, кроме жилых квартир, можно раздобыть старую бумагу. Потом Веня заговорил о том, как они пойдут завтра во Дворец пионеров записываться в общество «Разведчик». Родя по-прежнему поддакивал ему, а сам продолжал думать все о той же макулатуре, все о той же бумтаре.
Стоп! Почему у него в голове возникло это странное слово «бумтара»? И что оно означает? «Бумтара… Бумтара…» Ведь это похоже на сокращенное «бумажная тара»! Где, когда, каким образом это слово попало в его, Родину, память?
Приятели вошли в подъезд. Веня поднялся в лифте на пятый этаж, Родя поехал к себе на девятый. Отца дома не было. Он пошел к Рудаковым играть в шахматы с Вениным папой. Мать принялась кормить Родю обедом. Временами она хлопала себя ладонями по бедрам и говорила примерно так:
«Ну! Опять застыл! Опять на стенку уставился! Опять изобретаешь что-нибудь, горе ты мое!»
А Родя действительно временами застывал с непрожеванной котлетой во рту, глядя на кафельную стену.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10