И коллеги как-то быстро забыли, что он всего лишь Андрей. Борисович и Борисович. А потом вообще одно отчество останется – у стариков часто так – Петрович, Палыч. Сначала Андрейка, потом Андрюха, далее Андрей, Андрей Борисович и в конце незамысловато: Борисыч. А вне жизни – с фамилией – это для бумаг или поминок, например. Объективная данность, как пишут в учебниках.
Андрей решил, что сейчас уляжется в постель, будет спать, спать. В поезде разве выспишься? Хорошо, если б в номере не толклись, – он едва выносил присутствие незнакомых людей. А сходиться с ними он не умел. Зажимался, не знал что сказать и куда деть руки. Но, бывало, по вдохновению такое выдавал, что сам удивлялся. Точно парил над собой. И над зажатостью…
– За постель отдельно. – Женщина зевнула, и Андрей Борисович случайно увидел больной зуб.
– Отдельно? – удивился Андрей Борисович.
– А вы как думали, – подняла глаза администратор. – Многие со своей приезжают. Экономят. Поэтому, номер – отдельно, постель – отдельно. Не понятно, что ли?
– Все понятно, – миролюбиво сказал Андрей Борисович и взял квитанцию.
В номере оказалось холодно. За дверью свистел пылесос. Андрей Борисович сморщил нос: назойливо пахло пожилыми коврами. Не раздеваясь, он упал на кровать. Две соседние койки пустовали. Телевизор, три стула, по количеству предполагаемых постояльцев, низенький холодильник. «Богато», – подумал Андрей Борисович. Полежав с минуту, он поднялся и прошел к окну.
Издалека начинался очередной день. За стеклом кружило глупую рисовую крупу. Крупные зерна с разбегу плюхались на карниз, дробились, терялись в толпе себе подобных. Недобитый фонарь, склонив голову набок, дремал у табачного киоска. Взрезая девственную целину, одинокий прохожий крался к дороге. Андрей Борисович вздрогнул – в соседнем номере зашепелявило местное радио, где-то в трубах над головой пролилась вода. Он вернулся на кровать. Так и буду лежать до конца жизни, – подумал Андрей Борисович и повернулся на бок. – И пусть никто не ищет. Никогда. Ни за что. А через много-много лет в «Правде Снежина», на последней ее странице, в разделе «Происшествия» меленько-меленько напишут две строчки: иссохшая мумия мужчины, тридцати – тридцати пяти лет, обнаружена там-то, тогда-то. Имя неизвестно. И никто не вспомнит о человеке. Как будто и не было. А Марина Петровна и знать об этом не будет. Аминь и аллилуйя! Эх, Марина Петровна, Марина Петровна…
* * *
Соня опустила поскуливающую корзину на землю, сунула под мышку пластинку, вынула из сумочки карточку и прислонила ее к панели кодового замка. Цокнул языком электронный механизм. Соня взбежала на третий этаж, забренчала ключами, вошла в офис. Не снимая куртки, включила проигрыватель, опустила на него пластинку. Скрипнула игла, и помещение наполнилось Руслановой.
"По диким степям Забайкалья,
Где золото роют в горах,
Бродяга, судьбу проклиная,
Тащился с сумой на плечах…"
Соня села на диван, расстегнула куртку. Вот он, кайф. Какой голос! А Сергей Арнольдович почему-то не жалует. Он вообще многое не жалует. И вкусы у него… «Ладно, не будем», – остановила себя Соня.
"Бродяга к Байкалу подходит,
Рыбачью он лодку берет.
Унылую песню заводит,
Про Родину что-то поет…"
Вчера Соня рассказала Сергею Арнольдовичу о возникшей проблеме. Проблемка так себе, но из неприятных: собачка, которую Соня нашла на улице по требованию старушки, неожиданно оказалась не той. Нет, не породы – вообще не той. Мелочь, часть жизни, но неприятно. А Сергей Арнольдович целиком против старушки, со всеми ее проблемами, даже со всей ее жизнью: он халявщиков терпеть не может. Так и сказал. САБ, одним словом. И с собачкой пришлось распрощаться.
И вот она, то есть Соня, вторично отправилась к этой старушке – Соня вспомнила гремучую смесь запахов освежителя воздуха и нафталина – у стариков иногда такое бывает – бр-р! – и вновь внимательно выслушала старушку, после чего сделала подробную запись. И что? А ничего, нужно искать. Иначе старушка заболеет, сляжет, и родственники, возникшие на пороге офиса, обвинят Соню и Берггольца в черствости, халатности и прочая, и прочая, и прочая. Да, псина, в самом деле, не та. Поиски пришлось возобновить.
Утром она подобрала на улице другую, совпадающую с описанием, собачку. Ну, почти совпадающую.
Соня потрясла корзину.
– Молчишь? – Собачка высунула нос, к которому Соня приблизила губы и дистанционно чмокнула воздух. – Сейчас мыться будем. – Собачка заскулила, как будто поняла о чем идет речь. – Иди, иди. – Соня выпустила собачку на пол, пошла в ванную комнату: готовить необходимое. – Сиди здесь, – велела она собачке.
В ванной комнате зашумела вода. То ли от этого звука, то ли по другой причине, собачка растопырила лапы, приблизила живот к полу и… сделала лужу, оставив на ковре небольшой, но идеальный эллипс.
Приготовив таз, Соня вышла из ванной комнаты. Хвост собачки вилял так, что раскачивал обладательницу.
– Что же ты наделала! – возмутилась Соня. – Могла бы и в тазу.
Соня вынула из сумочки упаковку краски для волос. Цвет она подобрала что надо – в соответствии с описанием.
– Будем краситься, – обрадовала она собачку, и та вновь завиляла хвостом.
Соня выкупала повизгивавшую собачку в нескольких водах, нанесла на шерсть краску для волос и тщательно укутала на двадцать минут – следуя инструкции, содержащейся на упаковке. Через час, выкрашенная, высушенная и слегка подвитая феном собачка идеально совпадала с описанием. Ну, почти идеально.
В описании значился красный бантик. И об этом Соня позаботилась заблаговременно – приготовила.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74