А самолеты не разбиваются. И поезда не разбиваются. И пароходы. Только автомобили. И трогать он их не намерен. Даже если это новенький джип. Спрятала в сумку. И правильно сделала. Иди, иди своей дорогой. Можешь не приходить совсем.
А мешочек для маленьких коньков уже наполнился. Пора в дорогу. Теперь он не проголодается. Нужно все проверить в последний раз. Валенки, рукавицы, санки? По одной штуке. На месте. Маленький ранец в виде мишки? Одна штука. На месте. Зубная щетка, кусок мыла, тапочки. Тапочек – пара. На месте. Важно! – портрет мамы: сирень, зубы. На месте. Тетя-броненосец спит? На месте, давит кресло. И храп щекочет жилище, и можно уходить. «Пгощайте, скалистые гогы!» – и тихонечко притворил дверь. Тихо-тихо так. А она не скрипнула, отпустила мальчика. Соучастница.
* * *
Вздрогнула Соня, проснулась. Что же это она! Прислонила голову на секунду, а проспала час. Как поздно! И дольше спала б. Только кто-то разбудил ее. В коридоре дверью пискнул. И шаги прошелестели. «Кто там?» – спросила Соня. Тишина. Оглянулась. Никого. Прошла в коридор. Пусто. Дверь закрыта. Но ведь Соня ясно слышала шорох. Щелкнула замком, вытянула шею: глянула за дверь. «Кто там?» Показалось. «Показалось», – сказала Соня, и Жуля пошевелила ухом. Пора идти домой: Сергей Арнольдович сегодня уже не приедет. И Жорик что-то задерживается.
– А что это у тебя дверь открыта? – Вошел Жорик. Как будто услышал ее мысли.
– Разве? – удивилась Соня.
– Уверяю.
– Не знаю, я заснула, – сказала Соня. – Тебя ждала.
– Мальчик сейчас мне на лестнице встретился. Сухарь грыз. – Жорик плюхнулся в кресло. – Сосредоточенный такой мальчик. С ранцем за спиной. Мишка, вроде. Поговорили. Выгляни в окно, увидишь, – предложил Жорик.
– Где? Никого нет, – сказала Соня, вглядываясь в неоновые витрины.
– Должен быть.
* * *
– Хорошо, по-вашему жизнь – это еще не душа… А что может означать формулировка «в следующей жизни»? – спросил Андрей.
– Мне она не нравится.
– Почему?
– Ее выдумали, чтоб облегчить себе существование. То есть уменьшить страдание. Это не есть хорошо. Я к ней не причастен, поэтому… Вы, наверное, и сами могли бы дать толкование.
– Но я не уверен, что оно будет верным.
– Оно и не будет. Я же сказал, формулировка неверна, что говорить о толковании?
– Попробую, все же.
– Попробуйте, – пожал плечами незнакомец, отвинтил крышку термоса, плеснул в стаканчик. – Хотите?
– Пока нет, спасибо, – отказался Андрей. – Итак, «в следующей жизни». «Следующее» подразумевает ряд. Так?
– Согласен, – кивнул незнакомец и хлебнул из стаканчика.
– Минимум две жизни. – Андрей показал два пальца. – Но почему их количеству не быть больше двух? Если имеется две, то я допускаю и бесконечное количество.
– Бесконечную кучу, – улыбнулся незнакомец.
– Бесконечный ряд, – поправил Андрей. – Заканчивается жизнь, душа переходит к новой. И так до бесконечности.
– А смысл? – спросил незнакомец.
– Развитие.
– Вы в это верите?
– Верю, – заявил Андрей.
– Если это бесконечный ряд, то назад – бесконечность, и вперед – бесконечность. Я правильно вас понял?
– Правильно, – согласился Андрей.
– Значит, на любой данный момент душа прошла бесконечное количество циклов приращения. Так?
– Так, – с сомнением сказал Андрей, начиная догадываться, куда клонит незнакомец.
– А раз так, то на любой данный момент она, душа то есть, должна иметь бесконечное развитие. Вы же сами сказали, что ее цель – развитие. Арифметически все верно. Можете возразить.
– Нечем.
– Тогда почему же ни ваша душа, ни души ваших знакомых не…
– Что вы хотите сказать? – остановил Андрей незнакомца. – Что они несовершенны?
– Именно это и хочу сказать.
– Не знаю, – сказал Андрей.
В рассуждениях незнакомца вроде все было правильно… Только не хотелось верить, что после смерти ничего нет. Страшно делалось. И не хотелось расставаться с душой. Получалось, что приход души – это баловство какое-то. Поманили и бросили. Привезли – отвезли. А для чего, ради чего? Не объяснили. Выпутывайся, как знаешь. И каждый раз все заново: пришла, наследила, ушла. И все кончилось. Пришла, наследила, ушла. И опять кончилось.
– А для чего она вообще нужна, – спросил Андрей, – по-вашему?
– Чтоб скучно не было, – рассмеялся незнакомец.
* * *
Тетя-броненосец могла бы не просыпаться вообще: бормотал телевизор, согревал плед. Что еще хорошему человеку нужно? Но захотелось чаю, во сне захотелось, и она проснулась. Увидела пакетик с заваркой и проснулась. Ноги – в тапки-зайцы – шлеп-шлеп, кресло – скрип-скрип, и – поплыла. А рука сама потянулась перекреститься. На портрет с сиренью и зубами, как у кролика. На лоб – на низ живота. Зевнула. На правое плечо… А где фотография?! Что ты будешь с ним делать! «Ты где?!» – крикнула. А он молчит. Спрятался. «Ну-ка, иди сюда!» Не отзывается. И вся кипеть начинает: пар к горлу подходит. Сейчас протяжный пароходный гудок будет. А потом выстрел. По городу главным калибром. «Матвей!» Посуда в шкафу – игриво так – блям, блям. Не отзывается. И здесь его нет. И опять главным калибром. «Матвей!» Нет его! И пар над кормой. Как дымовая завеса.
* * *
В телефонной книге всего один САБ. Сергей Арнольдович Берггольц. Редкое имя. Даже для Москвы. Но два телефонных номера. Один – тот, что у Сони в блокноте. Другой – здесь, в телефонной книге. Если звонить по первому, ответит Сергей Арнольдович. А по второму – ответит… Неизвестно кто ответит. Нужно будет рассказать Сергею Арнольдовичу, пусть посмеется. Коричневый камень, плита. Умер. Нет, сначала – родился. Суровое четверостишье, позолотой надпись: «От сослуживцев». Фотография сколота.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74