И насчет молодых, зря она это, нельзя огульно. Всех под одну гребенку. Молодые тоже с сердцем».
– А потом как припрет, сразу к иконе, к Богу, – продолжила старушка. – Вот вы, Соня, знаете молитвы?
– Знаю, – ответила Соня.
– Я вам бумагу тут принесла, – старушка полезла в карман, вынула сложенный вчетверо лист. – Хотите прочту? Чтобы знали. «Пресвятой Богородице…»
– Прочтите, – разрешила Соня.
– О Пресвятая Госпоже Владычице Богородице! – встала и запела старушка, не глядя в текст. – Со страхом, верою и любовию припадающе пред честною иконою Твоею, молим Тя: не отврати лица Твоего от прибегающих к Тебе, умоли, милосердая Мати, Сына Твоего и Бога нашего, Господа Иисуса Христа, да сохранит мирну страну нашу, Церковь Свою Святую да незыблемо соблюдет от неверия, ересей и раскола. Не имамы бо иныя помощи, не имамы иныя надежды, разве Тебе, Пречистая Дево: Ты еси всесильная христиан Помощница и Заступница. Избави всех с верою Тебе молящихся от падений греховных, от навета злых человек, от всяких искушений, скорбей, бед и напрасныя смерти, даруй нам дух сокрушения, смирения сердца, чистоту помышлений, исправление греховныя жизни и оставление прегрешений, да вси благодарне воспевающе величия Твоя, сподобимся Небесного Царствия и тамо со всеми святыми прославим пречестное и великолепое имя Отца и Сына и Святаго Духа. – Старушка широко перекрестилась. – Аминь.
– Спасибо, – почему-то поблагодарила Соня.
– Я вам эту бумажечку оставлю, – предложила старушка, – а вы потом почитаете. И хорошо будет.
– А могу я на икону взглянуть? – попросила Соня.
– А чего на нее глядеть? – испугалась старушка. – На нее молиться надо. Не принесла я, нельзя это. Святая вещь. Не кино, ведь…
Соня проводила старушку и осталась на улице выгуливать Жулю. Жуля тянула поводок, нюхала снег, фыркала. Фыркала, нюхала снег, но «делать дело» не спешила. Соня замерзла. Утром холодно, сейчас, и вечером будет. Кошмарики! Мимо прошелестел лыжник. Жуля по-хозяйски тявкнула, дернулась за лыжником, поскакала, увязла в снегу. «Так, возвращаемся», – сказала Соня и выдернула Жулю из сугроба. Жуля покорно поплелась за Соней.
В офисе Соня сняла с Жули жилетку, протерла собаке лапы. «Посмотри, все ноги грязные – вернется Сергей Арнольдович, будет ругаться. Тебе это надо? И не сделала „дело“. Давай-ка я тебя расчешу». Соня водрузила Жулю на стол, ушла за массажной щеткой. Жуля понюхала воздух, монитор компьютера, расставила лапы, приблизила живот и… И брызнула на клавиатуру. «Не-ет!» – крикнула вернувшаяся Соня.
Курсор на мониторе побежал быстро-быстро, уткнулся в правый край, заерзал. В компьютере что-то тихонько затрещало – как будто без остановки по расческе ногтем – и система зависла. «Дура! – сказала Соня. – Да не ты – я!» – Жуля вильнула хвостом, вероятно, соглашаясь с тем, что дура все-таки не она. «И бумаги намочила. Что же я Сергею Арнольдовичу скажу? Иди-ка ты спать». Соня опустила собачку в корзину и накрыла платком. Корзина сначала подрыгалась, а потом все успокоилось. «Вот так, спи!»
Ничего не оставалось делать, как сушить бумаги. И клавиатуру, конечно, сушить тоже. Соня отключила компьютер, перевернула клавиатуру, потрясла. «Растяпа», – подумала Соня. Кончиками пальцев она приподняла намокшие листы, подхватила клавиатуру, пронесла все это в ванную комнату. Нужно было попробовать феном. Соня вымыла бумагу, дала стечь воде. Теперь сушить. Фен работал справно, только бумага коробилась. «Ой влетит, – опечалилась Соня, – ой влетит». Лучше сразу под поезд бросаться. Ведь Сергей Арнольдович все равно бросит. Караул!
Соня прошла за стол. Жуля спала. «Скажи спасибо, что тебя оставили. Могли и отдать. А оставить ту, вторую». Соня вздохнула, посмотрела в окно. Блинная, покосившийся светофор, огни витрин. Зима. А за вторую, отданную, платить нужно. Убыток.
Соня вспомнила старушку. Икона… Неужели святая? «А мы проверим», – решила Соня. Ну не продаются ведь святые иконы на рынках. «Еще и на вес придумайте». Если что и могло там продаваться, то поделки – стилизация или что другое. Не место иконам среди яблок и бананов. Это пища, Соня согласна, но ведь духовная. Ей особое место нужно: у храма, скажем, или какого другого культурного места. А на рынке какая ж культура? Кто бы захотел, чтобы портрет его мамы промеж овощей болтался? Или его самого портрет. Но всяко сейчас бывает, нужно проверить. Не из любопытства, конечно, праздного, а ради того, чтобы твердо понять. И если ошибается… Что ж, пусть так и будет, она подправит точку зрения.
* * *
Рынок пах селедкой, хвоей, верхней одеждой. Соня вдруг вспомнила:
"Запах водки, хвои и трески,
мандаринов, корицы и яблок.
Хаос лиц, и не видно тропы
в Вифлеем из-за снежной крупы…"
Где-то здесь должна быть лавка. Соня огляделась. Суетливо перед вечерним закрытием толокся рынок. «Кажется, здесь», – Соня протиснулась в соседний ряд. Фигурки античных девушек из гипса, пластиковые рыбки на леске, коврики из теплых стран. На нескольких прилавках лежали груды обмундирования: бескозырки без ленточек, генеральские брюки, кудрявые папахи. «Цыц! – сказала Соня и пошевелила рукой под курткой. – Не ерзай! Уже пришли… Где-то здесь, где-то здесь. – Соня вытянула шею. – А, вот!» Под навесом, чуть дальше от киоска с обмундированием, тянулась цепочка старославянских букв: «Церковная лавка», а ниже, на бумажке под пленкой, просто и без изысков: «Изделия прошли обряд освящения». За прилавком стоял человек в меховой шапке с кокардой. Под шапкой болталась Жоркина косичка.
– Жорка! – крикнула Соня, и человек обернулся. – Ой, простите, – извинилась Соня, – спутала.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74