Но хихиканье вокруг почему-то перешло в гогот, а гогот — в стоны, вопли и вообще всяческие выражения бурной радости. Нэн удивленно открыла глаза. У ее колен кипело море красных хохочущих лиц. Из глаз у них текли слезы, кто-то согнулся пополам в безудержном веселье. Даже мисс Филлипс тихонько похрюкивала, прикусив губу. Ничего удивительного — Нэн взглянула вниз и обнаружила, что кроссовки у нее покоятся на нижнем конце каната — после всех усилий она по — прежнему стояла на узле.Нэн попробовала рассмеяться тоже — конечно, это все страшно забавно… Но почему-то ей было совсем не весело. Единственное утешение — другие девочки теперь тоже не смогут залезть по канату, так они ослабели от смеха.Между тем мальчики бегали кругами по стадиону. На них были коротенькие голубые шорты для бега, а из-под шиповок разлетались брызги росы. По школьным правилам бегать можно было только в шиповках. Мелькающие усталые ноги делились на группки. Впереди бежали быстрые мускулистые ноги, принадлежавшие Саймону Силверсону и его приятелям, а также Брайану Уэнтворту. Несмотря на короткие ножки, Брайан был очень хорошим бегуном. Брайан предусмотрительно старался держаться позади Саймона, но то и дело острая радость движения одолевала его и он забегал вперед. Тогда приспешники Саймона отпихивали его назад — ведь все знали, что право быть первым принадлежит исключительно Саймону.Ноги, бежавшие вслед за этой группой, были не так впечатляющи — и двигались без всякого энтузиазма. Это были ноги Дэна Смита и его компании. Все они вполне могли обогнать Саймона Силверсона, но берегли силы для более важных дел. Они не спеша рысили вперед, болтая на бегу. Сегодня они то и дело разражались хохотом.За ними бежали самые разные ноги: ноги сизые, толстые, гипсово-белые, начисто лишенные мускулов — и массивные смуглые ноги Нирупама Сингха, казалось, слишком тяжелые для такого костлявого тела. Этой группе было не до разговоров. Лица выражали разную степень отчаяния.Самая последняя пара ног, безнадежно отставшая от остальных, принадлежала Чарлзу Моргану. Ноги Чарлза были ничем не хуже прочих, только на нем были обычные школьные туфли, совершенно мокрые. Чарлз всегда бежал последним. Он так решил. Он давно обнаружил, что, если думать о чем-то важном, то можно бежать очень медленно, зато сколь угодно долго — и думать в свое удовольствие. Прерывали его только тогда, когда все прочие догоняли его сзади и несколько секунд вокруг него раздавались топот и пыхтение, или когда рядом оказывался мистер Тауэрс, доверху застегнутый в теплую спортивную куртку, и начинал зачем-то подбадривать и поощрять Чарлза….Так что Чарлз трусил себе и думал. Он целиком отдался ненависти к Ларвуд-Хаус: ненавидел дорожку под ногами, дрожащую осеннюю листву, с которой на него капало, белые стойки футбольных ворот и аккуратные сосенки вдоль увенчанной шипами стены. Повернув и увидев школьные здания, Чарлз перенес свою ненависть на них. (Здания были из мрачного багрового кирпича — он всегда считал, что, если человек удавится, у него лицо становится такого цвета.) Чарлз подумал о длинных коридорах, выкрашенных мерзкой зеленой краской, о вечно холодных батареях, о бурых классах, заиндевелых спальнях и запахе школьной еды — и достиг едва ли не апогея ненависти. А потом взглянул на мелькающие впереди ноги и понял, что людей ненавидит больше всего….И тут он обнаружил, что опять вспоминает того сожженного колдуна. Воспоминание, как всегда, прокралось в его мысли непрошеным гостем. Только сегодня было еще хуже, чем обычно. Чарлзу вспомнились детали, которых он раньше не замечал: языки пламени, сначала маленькие, потом огромные, и как этот толстяк — колдун — пытался от них отшатнуться. Он так и видел лицо этого человека — нос картошкой со щербинкой на кончике, капли пота на лбу и отблески огня в глазах и в каплях.И особенно выражение этого лица — изумленное. Толстяк не верил, что и вправду умрет — до той секунды, когда Чарлз его увидел. Наверное, бедняга думал, что колдовство его спасет… А теперь понял, что этого не будет. И страшно испугался. Чарлз тоже страшно испугался. Он бежал, впав от ужаса в транс. Вдруг рядом с ним замаячила шикарная красная куртка мистера Тауэрса:— Чарлз, почему ты бежишь в школьных туфлях?!Толстяк-колдун исчез. Тут бы Чарлзу и обрадоваться, но радоваться он не стал. Ему помешали думать и нарушили его уединение.— Я спрашиваю, почему ты не в шиповках? — допытывался мистер Тауэрс.Чарлз притормозил, раздумывая, что бы ответить. Мистер Тауэрс бодро трусил рядом и ждал. Чарлз больше не думал о своем и поэтому сразу почувствовал, что ноги у него ноют и в груди болит. Его это раздосадовало. История с шиповками раздосадовала его еще больше. Он прекрасно знал, что шиповки спрятал Дэн Смит — именно это так смешило его приятелей. Чарлз видел, как они выворачивают шеи на бегу — ждут, что он скажет мистеру Тауэрсу. Досада его росла. Обычно подобные неприятности были уделом Брайана Уэнтворта, а не Чарлза. Двуствольный взгляд хранил его до сей поры, хотя и отпугивал возможных друзей, Но теперь он понял, что в грядущем надо позаботиться о более надежном оружии, чем взгляд. Ему было ужасно горько и тяжело…— Я не нашел шиповки, сэр.— А ты искал, позволь спросить?— Еще как, — резко ответил Чарлз. — Везде смотрел. — “И почему я не сказал, что это они спрятали шиповки?” — подумал он, заранее зная результат: скажешь — и жизнь до конца семестра превратится в сущий ад.— Опыт подсказывает, — провозгласил мистер Тауэрс, — что, когда лентяй вроде тебя говорит “везде”
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11