Некоторое время спустя, когда солнце стояло уже низко, Олоб по собственной воле сошел с дороги. Повозка, подпрыгивая на кочках, проехала через кусты дрока и оказалась на вересковой поляне. Конек остановился у ручья.— Олоб считает, что это подойдет, сказал Кленнену Дагнер. — Он прав?— Вы что, позволяете вашей лошади самой решать, где остановиться? — поразился Киалан.— Он нас почти никогда не подводил, — ответил Кленнен, осматривая поляну. — Да, очень славно. У коней есть дар находить хорошие местечки, Киалан. Запомни это.На лице пассажира застыло выражение недовольства. Он довольно презрительно наблюдал за тем, как Дагнер распрягает Олоба и ведет поить, как Морил стирает с повозки пыль и как Брид собирает хворост.— Не предлагай свою помощь, ладно? — пробормотала Брид, адресуя эти слова ему.Пока Линайна готовила ужин, Кленнен взял с повозки большую квиддеру, тщательно ее настроил и поманил к себе Морила. Морил неохотно подошел. Он немного робел перед большой квиддерой. Ее блестящее круглое брюшко было даже более внушительным, чем животик Кленнена. Инкрустация на верхней деке и на грифе, сделанная из перламутра, слоновой кости и разноцветного дерева, складывалась в причудливые и непонятные узоры. А когда на квиддере играли, ее голос был таким удивительно сладким, что совершенно не походил на звучание других инструментов. Кленнен относился к ней столь трепетно, что Морилу до сих пор иногда казалось — а в раннем детстве он был в этом снято уверен, — будто квиддера составляет дополнительную, особую часть Кленнена, гораздо более важную, чем рука или нога, нечто вроде деревянной души.— Ну-ка давай послушаем ту песню Осфамерона, — сказал Кленнен.Старые песни были Морилу не по душе, и оттого ему стоило немалых трудов заучить их. Дело шло медленно. Кленнен поправлял его, заставлял вернуться к самому началу и дважды остановил во время второго куплета. Что еще неприятнее, к ним подошел Киалан и встал напротив Морила, слушая его. Морил, желая спрятаться от назойливого внимания, между двумя нотами погрузился в грезы и замолчал. Он был с Адоном на зеленой дороге Севера.— А что, его действительно нужно учить? — спросил Киалан.— А как иначе, по-твоему, он научится? — вопросом на вопрос ответил Кленнен.Казалось, Киалан немного смутился.— Ну… я вроде как думал, что они это усваивают… во время представлений, — ответил он.— Или мастерство растет само, как волосы и ногти? предположил Кленнен.— Нет, я… уфф, чепуха какая! — заявил Киалан и, к великому облегчению Морила, отошел в сторону.Но он подошел снова, когда Морил закончил и его место заняла Брид. Киалан поймал Морила за рукав:— Слушай, вы все знаете всю эту музыку, но ты небось не умеешь даже читать и писать, так?Морил высвободил свой рукав.— Конечно умею, — сказал он. — Мама нас научила.И не дав Киалану времени задать еще какие-нибудь нахальные вопросы, улизнул через кусты к ручью. Морил сел на берегу и стал смотреть на сверкающую воду, бегущую по камешкам, блестящим и не очень. Так он и сидел, пока его не позвала Брид.— Ужин! Умывайся, Морил!Ужин получился не особенно удачным, да и остатки хлеба оказались совсем черствыми.— Послушайте, у этого какой-то странный вкус! — объявил Киалан, размазывая свою порцию по тарелке.Лицо Линайны, никогда не отличавшееся выразительностью, стало совершенно каменным.— Я собиралась купить в Деренте хлеб и лук, — сказала она. — Но времени не было.Повисло тяжелое молчание, а потом Кленнен сказал:— Знаешь, парень, нам предстоит ехать вместе больше ста пятидесяти миль — тебе и нам. Тебе не кажется, что тут следует проявить немного взаимной уступчивости? Мне бы страшно не хотелось разбить о твою голову хорошую квиддеру.В это время солнце как раз садилось, и лучи его были красными. Но Морил решил, что цвет лица, который сделался у Киалана, объясняется не только закатом. Однако Киалан ничего не сказал. Он молча принял протянутый ему стакан вина и выпил его, но заговорил только гораздо позже, К тому времени Кленнен очень развеселился от выпитого. Широко улыбаясь в свете костра, он привалился спиной к колесу повозки и сказал Дагнеру:— Спой-ка нам эту свою новую песню.— Она еще не совсем готова, — ответил Дагнер.Но поскольку дело было не на представлении, он охотно принес свою квиддеру и наиграл мелодию, которая Морилу показалась очень многообещающей. И совершенно не смущаясь, наполовину спел, наполовину проговорил слова:
Пойдем со мной, пойдем со мной!Скворец зовет: «Ступай за мной!»Никто не увидит, никто не поймет,Куда меня спутник крылатый ведет.Пойдем, ведь слышен утра зон,Белеют кипы облаков,И тает краешек луны,И жаворонки уже слышны,Тайком ты на заре уйди,И полетит он впереди.Иди тропой в леса, в поля,Где ждут нас новые края!
— А потом, наверное, повторю первые четыре строки, — сказал Дагнер, глядя на Кленнена.— Нет, — заявил Кленнен, — не пойдет.— Ну, могу и не повторять, — робко согласился Дагнер.— Я имею в виду, что вся песня не пойдет, — пояснил Кленнен.Дагнер совсем расстроился. Киалан, похоже, не смог сдержаться и возмущенно сказал:— Почему? Мне показалось, что получается очень даже хорошо.— Мелодия неплохая, насколько можно судить, — ответил Кленнен. — Но зачем портить такую мелодию этими словами?— Очень даже хорошие слова, — продолжал настаивать Киалан. — Мне они понравились.— Мне хотелось написать именно такие слова, — нерешительно проговорил Дагнер.— Понятно, — сказал Кленнен. — В таком случае не произноси их больше до тех пор, пока мы не окажемся на Севере, — если не хочешь, чтобы нас арестовали как мятежников.Дагнер попытался объясниться:
1 2 3 4 5 6 7 8 9