— Не строй такие рожи, ты похожа на нашего бедняжку Пузырька.
— Мама, а мы с Кендэлом как? Пока ты будешь в больнице?
— Не волнуйся, дорогая. Я спросила медсестру, и она сказала, что у них выписывают через сутки или около того. Так что, я думаю, мне быстренько сделают операцию, и я поеду домой. Вам придется только одну ночь переночевать одним. Ты ведь справишься, детка?
Я была в этом не совсем уверена. Мне точно будет страшно. Но я ведь уже не маленькая Джейни. Я суперклассная Лола Роза.
— Конечно, справлюсь, мама, не волнуйся, — сказала я.
— Молодец, дочка.
Мама обхватила меня, мы прижались друг к другу и обнимались, пока у нас не заболели руки.
Все следующие дни мама вела себя как ангел. Она не стала пока искать другую работу, сказала, что займется этим после операции. Мы проели остаток лотерейных денег. Мама продолжала нас баловать. Перед школой она крошила Кендэлу красный фруктовый лед в кукурузные хлопья, а к вечернему чаю он получал пюре из фруктового льда. Она до хрипоты читала ему «Томаса-паровоза», водила его в бассейн и разрешала брать с собой Джорджа, хотя от него потом несло хлоркой.
Мне мама делала на завтрак бутерброды с шоколадом «Кэдбери», а к чаю — коктейль с «Рибеной». Каждый день она укладывала мне волосы в сложную прическу и помогала правильно наложить косметику, так что я выглядела почти хорошенькой.
И она купила мне пару лиловых лодочек на шпильках! Ходить в них нормально у меня все равно не получалось, хотя они мне были как раз, но это было совершенно не важно. Я без конца ковыляла на них по квартире, пошатываясь и хватаясь за стенки, и все время вытягивала ногу, чтобы полюбоваться подтянутостью икр, высотой подъема, мерцающим блеском лиловой кожи и головокружительным великолепием высоких шпилек.
— Держись естественно! Ты как будто по канату идешь, — смеялась мама.
Кендэл все время клянчил, чтобы ему тоже дали в них походить. У него был уморительный вид, когда он семенил в них по квартире с ярко-красными от фруктового льда губами, как маленький трансвестит.
— Ну и дети у меня! — сказала мама, зажигая сигарету и глубоко затягиваясь.
Глаза у нее вдруг увлажнились. Она сказала, что это от дыма, но, думаю, дело было не в этом.
Я иногда тоже начинала плакать в самый неподходящий момент, даже когда не думала о маме. В игре в лапту я пропускала легкий мяч, моя команда ворчала на меня, и я начинала рыдать, как младенец. Девчонки в классе язвили по поводу моих новых причесок, и я убегала плакать в туалет. У меня не получалась задача по математике, и я, всхлипывая, утыкалась лицом в парту.
На самом деле мне было наплевать на пропущенные мячи, глупых девчонок и дроби.
Все спрашивали: "Что с тобой, Лола Роза?"
Не могла же я сказать им: "Я боюсь, что мама умрет".
Нет, конечно, она не умрет. Может быть, у нее даже не рак. Ей просто вырежут небольшую опухоль, и она снова засияет, как солнце после дождя. Я представила себе маму под проливным дождем, с прилипшими к голове волосами, в белом кожаном пиджаке. Она промокла до костей, но улыбается, напевает и танцует по мокрому асфальту на своих высоких каблуках.

Глава пятнадцатая
Голос Рока

Пришло письмо из больницы. Это было первое письмо, которое мы получили на новый адрес.
У мамы так дрожали руки, когда она его вскрывала, что вместе с конвертом порвалось и письмо. Она растерянно держала в каждой руке по половинке.
— Ну вот и все, дети, — сказала она. — Операция в четверг. В этот четверг… Быстро это у них. Мистер Кей, правда, говорил, что хочет взять меня на операцию как можно быстрее.
Мама улыбнулась, как будто мистер Кей сгорал от нетерпения назначить ей свидание.
— Мама, я не хочу, чтобы ты ложилась в больницу, — сказал Кендэл. — Тем более в четверг. По четвергам мы ходим в бассейн. Ты не можешь уехать.
— И все-таки придется мне уехать, дружок, — сказала мама.
Но в среду вечером уверенности у нее поубавилось. Она начала пить. Я испугалась, что она снова перепьет.
— Мама, тебе нельзя напиваться, когда ты завтра должна быть в больнице. — Я попыталась незаметно убрать бутылку.
— А ну поставь на место, Лола Роза. Нет, лучше налей мне еще стаканчик.
— Мама… — Я налила ей совсем чуть-чуть, а потом нарочно уронила бутылку.
Пол был весь залит и засыпан осколками. Я порезала пальцы, пытаясь убрать всю эту грязищу. Мама дала мне оплеуху за то, что я такая бестолочь. Я заплакала. Мама тоже заплакала. Потом мы долго сидели, прижавшись друг к другу, и грустно молчали. Я принесла Кендэла к маме в кровать, и мы улеглись все вместе. Не думаю, чтобы мама спала в эту ночь. Каждый раз, как я просыпалась, глаза у нее были широко открыты.
Мне все время снились кошмары. От Джорджа пахло хлоркой, и мне снилось, что мы все, вцепившись друг в друга, погружаемся в воду, где нас поджидают акулы.
Мы встали очень рано. К завтраку мама купила круассаны и датские пирожные, чтобы нас побаловать. Сама она ни к чему не прикоснулась. Кендэл выковырял коринки, облизал крем, а есть почти ничего не стал. Я доела все три пирожных, хотя они немного подсохли за ночь. Но сколько я ни ела, мне все равно казалось, что внутри у меня пусто.
Мама не захотела как следует с нами прощаться.
— Давайте не будем устраивать прощание, а то мы все разревемся. Всё, дети, пора в школу. В холодильнике найдете кое-что вкусное к чаю. Кендэл, слушайся Лолу Розу и ложись спать, когда она тебе скажет. Я вернусь, как только смогу. В больницу не ходите, а то вдруг кто-нибудь спросит, почему вы одни. Ну, идите. Валите в школу! И не глядите на меня такими испуганными глазами. Ничего со мной не случится. Обещаю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63