Степан Сергеич не решался показывать неудачникам трудовую книжку, да он и сам не знал, что скрывается за цифрами и буквами статьи Кодекса законов о труде. Кодекс (КЗОТ) в магазине не купишь, в библиотеке не найдешь.
Степан Сергеич экономил на всем. На автобусах не ездил, в телефонные будки не заходил. Деньги, что давала ему Катя на дорожные расходы, откладывал в потайной карманчик. Безотказные ноги носили его из конца в конец Москвы. Голод и усталость пригоняли вечером к дому. Он разрешал себе короткий десятиминутный отдых в скверике у стадиона «Динамо» и, придав лицу бодрость, шел домой.
Однажды в скверике, отряхнув шинель от снега, он увидел Виталия Игумнова. Генеральский сынок удивился еще больше, ошалело смотрел на промерзшего гражданина в потертой шинели. Мигом сорвал перчатку с руки и возбужденно заговорил. Недоедание, грипп и усталость сломили гордость Шелагина. Нервы его дрогнули, он произнес гневную речь о судьбе, которая так бессовестно распорядилась жизнью человека, всеми помыслами своими направленного на честное служение обществу. Жалкость речи дополнял вид Степана Сергеича. Игумнов отчаянно замотал головой, пылко заверил, что все будет хорошо, он убежден в этом, и падать духом не надо, и это прекрасно, что он встретил своего комбата, Катя (привет ей и Коле) по ошибке отдала ему слишком много денег, он давно хотел возвратить их, вообще ему не нужны деньги, потому что… Здесь Игумнов поплел совсем уж непонятное Степану Сергеичу, осекся, стремительно выхватил из кармана деньги, комком сунул их Шелагину в руки и убежал, нырнул в метро.
Степан Сергеич рассказал Кате о встрече, возмущался бесцеремонностью обожравшегося барчука, его подачкой. Катя всплакнула. К своему стыду, она никак не могла понять, зачем ей завтра идти к Игумнову и отдавать деньги.
Станет когда-нибудь Степа на ноги, вернет их. Но не сейчас, когда денег нет!
Степан вспылил, раскричался. Катя нехотя согласилась, обещала отнести деньги завтра. Степан Сергеич перестал браниться.
Деньги Катя, конечно, припрятала и с большой оглядкой их истратила. В эти дни она много думала о муже, припоминала, сколько раз попадал он в беду.
Так не лучше ли не надеяться на него, а самой устраивать жизнь. В волжском городе она кончила вечернюю десятилетку и часто теперь доставала из чемодана аттестат с круглыми четверками. Врачей на заочном не готовят, а сидеть пять лет на стипендии смешно и ненадежно. Одна дорога — в торговый техникум. Она заикнулась мужу о своем желании. Степан Сергеич яростно воспротивился; торговля связывалась у него с обмерами, обвесами и ревизиями. Так и не договорились. В свободное время Катя готовилась к экзаменам почитывала учебники. Учиться, конечно, не легко, Степан не помощник ей, вся надежда на знакомых из академии Жуковского. Люди они грамотные, тянутся к культуре, не раз приглашали Катю в клуб на новые фильмы, зазывали к себе, повели однажды в ресторан, и там Катя увидела себя в зеркале во всю стену, испугалась н призадумалась, поняв, что ничуть не хуже других женщин.
Степан Сергеич поборол наконец гордыню и с повинной головой явился в райком партии. Товарищ, к которому он обратился, сам начал устраивать жизнь демобилизованному капитану, предлагал его всем подвластным организациям. Шел капитан плохо, все, к кому ни обращался товарищ, находили тысячи объективных причин, чтоб отказаться.
Однажды Степан Сергеич сидел в райкомовском коридоре и высчитывал, что можно купить Коле на сэкономленные транспортные деньги. Мимо сновали люди с портфелями, с папками, без папок, без портфелей, все деловитые, все озабоченные, все поглощенные работой, работой, работой… Вдруг к Шелагину подошел совершенно незнакомый мужчина и отчетливо произнес уверенным баритоном:
— Мне говорили. Я знаю все. Вот анкеты. Заполните и завтра привезите ко мне. Я беру вас на работу. Будете моим помощником.
Степан Сергеич вытянул руки по швам — так он был изумлен. На мгновение удалось поймать скрытый мощными окулярами взгляд — он был невыразителен до оскорбления.
— Я согласен, — выдохнул Степан Сергеич и подхватил анкеты. — Где мне найти вас?
— Метро, автобус — все написано карандашом на анкете. До завтра.
Мужчину звали Виктором Антоновичем Баянниковым. В своем кабинете (на двери выведено: «Замдиректора НИИ по кадрам») он прочел Шелагину краткую и необычайно содержательную лекцию:
— Вы будете инспектором по кадрам. Наш научно-исследовательский институт имеет небольшой опытный завод в соседнем корпусе… НИИ и завод будут расширяться, нам, следовательно, нужны люди, много людей. Принимать, конечно, не всякого надо. Инженеры и старшие техники пойдут через меня, прочими займетесь вы. Пьяниц и прогульщиков не брать. Ангелов тоже. Нам они, ангелы, сразу говорю, не нужны. Работа на заводе нервная, в конце месяца штурмуем. Без предварительного медицинского обследования в нашей поликлинике никого не принимать и ни с кем не разговаривать. Предпочитать людей с заводов, список которых я вам дам. От вас требуется внимание к каждому человеку, вы обязаны знать о нем все… Вы меня понимаете?.. Чудесно…
В некотором замешательстве Баянников подергал кончик галстука, понизил голос.
— Представьте, что к вам приходит беременная женщина и просит принять ее на работу. Конечно, закон обязывает нас принять ее. Подумаем: для кого написан закон? Для тех, кто честно трудится. Льготы рассчитаны именно на них, а не на тех, кто смотрит на государство по-иждивенчески. Почему, спрашивается, женщина не работала ранее, почему желание трудиться возникло у нее в тот период, когда она менее всего пригодна для работы?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94