Упадок сил, как всегда, завершился твердо осознанным решением: пресечь, устранить, поймать! Рассудив трезво, он догадался, что никакой шайки нет, воруют одиночки, еще вернее один-единственный мерзавец. Кто же он? Степан Сергеич лишился сна. Ходил, волком смотря, по цехам, по кладовым, задерживался у темных углов, осматривал замки и ключи, бродил в воскресные дни по опустевшим помещениям, вслушивался в тишину, останавливался у полок с километрами свернутого драпа, велюра, бостона, ратина. Зарабатывал он мало, еще меньше приносила Катя, Степан Сергеич по-прежнему ходил в шинели, костюма у него не было. Сын вырос из детского пальто, руки его по локоть выглядывали из рукавов. Соседка, интеллигентная старуха в цветастом халате, не раз укоряла Катю: «Уметь надо жить, милочка. Я бы на месте вашего супруга одела бы семью с ног до головы».
Катя боялась передавать мужу кощунственные речи: Степан Сергеич взбеленился бы. Ему и мысль не могла прийти — взять что-нибудь у государства незаконно.
Расхаживая по пустующим цехам, глядя на километры дорогих материалов, он думал лишь о том, что народ плохо еще одет и что великое дело поручено ему — охранять столь нужное народу богатство.
Так как же найти вора?
Понемногу Степан Сергеич склонялся к тому, что ворует тот самый слесарь Пантюхов. Все приметы налицо. Во-первых, он без должного уважения относится к начальству, следовательно, морально неустойчив, что подтверждается и несерьезным разговором по телефону. Во-вторых, подозрительные ухватки, странные намеки на оружие; возможно, у Пантюхова темное прошлое. В-третьих, Пантюхов — наладчик, а наладчикам в пропуске поставлен штамп «СП» свободный проход, что позволяет им беспрепятственно маневрировать между цехами и улицей.
В ход своих мыслей Степан Сергеич посвятил Дезнекина, начальника смены караула, бывшего работника милиции, за какие-то грешки оттуда изгнанного.
Дезнекин выслушал, уставился на Шелагина странными глазами: левый зрачок был втрое шире правого, глаза как бы косили, на самом же деле они смотрели прямо, жестко.
— Пантюхов, говоришь?
— Он, только он! — горячо подтвердил Степан Сергеич. — Вопрос: как поймать?
— Пантюхов, Пантюхов… — вспоминал Дезнекин. — Не знаешь, как поймать его? Ну, так то пустяк. Не такие махинации раскрывали… — Дезнекин шевелил пальцами, рассматривал их, упрятывая кривящую рот усмешку. Поднял на Шелагина глаза, задрожавшие радостью поиска.
Что-то нехорошее почуял Степан Сергеич… Но было уже поздно. Дезнекин сжал его руку, скрепляя соглашение, все пункты которого Шелагин по неведению не прочел.
Когда в пять вечера через проходную повалила первая смена, к Степану Сергеичу подошел Дезнекин и шепотом сказал:
— Обыщи Пантюхова. Сам видел: что-то в левый карман пальто прятал он.
Обыскивать Степан Сергеич права не имел, сам с негодованием читал в газетах письма рабочих, возмущавшихся произволом охраны. Как только Пантюхов миновал вахтера, Шелагин остановил его и, повысив голос, попросил показать, что тот выносит с работы. Пантюхов шел в окружении своей бригады. Слесари не загалдели, нет. Они взяли в тесный круг Шелагина и Дезнекина, выжидательно наблюдали. Бригадир охотно развернул папку — в ней он таскал учебники.
Распахнул пальто.
— Карманы! — приказал Степан Сергеич.
Пантюхов с ядовитой ухмылкой вынул из кармана в трубочку свернутый крой — элементы модной кепочки. Бригада в грозном молчании смотрела на Степана Сергеича, еще ничего не понявшего, на Дезнекина, норовившего втиснуться в какую-нибудь щель и впасть по возможности в длительную спячку.
Обеспеченный десятками свидетелей, с полным сознанием выполненного долга, Степан Сергеич поднял трубку, позвонил директору, но тот уже появился в проходной вместе с Тулуповым.
Все последующее было так неожиданно, неправдоподобно и мерзко, что о нем Шелагин старался не вспоминать долгие годы, вскакивал, пробуждаясь ото сна, когда в ночную тишину врывался крик Пантюхова («Вешать их, гадов!»), надрывные старческие вопли Тулупова («Во-он! Вон из партии, провокатор!»).
Как оказалось, Дезнекин сработал нечисто. В мужской раздевалке, куда он вошел с кроем в кармане, отлынивал от работы заснувший в обед электромонтер.
Увидев Дезнекина, он юркнул в свой шкафчик и усмотрел оттуда, как квалифицированно открыл Дезнекин шкафчик Пантюхова и что-то положил в него.
Электромонтер сразу же побежал к бригадиру, а Пантюхов предупредил парторга и директора.
Степан Сергеич не оправдывался. Армия приучила его считать себя ответственным за все проделки подчиненных. Из партии его не выгнали: пожалел Тулупов начальника охраны.
Степан Сергеич получил трудовую книжку с записью: «Уволен по…»
Следовала статья и пункт. Что означали они — Шелагин не знал. Зато знала Катя. Она расплакалась и сказала, что теперь им будет плохо, очень плохо.
15
Настали безрадостные для семьи недели. С утра Степан Сергеич отправлялся на поиски работы, но отделы кадров, сговорившись дружно, отклоняли все его предложения; Степан Сергеич не пытался утаивать, ровно и сухо рассказывал все начистоту. Многоопытные кадровики выслушивали его и прикидывали, насколько врет этот пропившийся в дым («Пальто-то на толкучке продал!») демобилизованный офицер. Рекомендовали зайти через шесть месяцев.
Такие же ищущие работу неудачники объяснили Шелагину, что полгода — тот самый срок, за который человек должен полностью осознать свои ошибки. Почему отдел кадров установил полугодовой регламент для внутреннего перерождения личности, никто не знал. Спрашивали, по какой статье уволили его, Шелагина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94