В темноте узких улиц он заблудился бы, не
помоги ему школьница, девчонка с портфелем, которая и на папиросы навела
его, подведя к еще не закрытой лавке. Она же многословно рассказала, как
доехать до порта. Коробка конфет, едва уместившаяся в ее портфеле, была
куплена в той же лавке, и букетик цветов, ошеломивший девчонку.
На кораблях в Западной Драгэ уже сыграли "Команде вставать!", когда буксир
пришвартовался рядом с "Софьей Павловной". Алныкин удовлетворенно вздохнул,
оглядывая бухту. Все на месте, семья в сборе, все дивизионы обеих бригад,
десантные баржи и монитор "Выборг", бывший финский броненосец береговой
обороны, БК-133 приветственно светит огнями. Помощник прослезился, прижимая
к груди шампанское, командир пожаловался на него: в день похорон Сталина
нецензурно выражался. "С глазу на глаз или в присутствии личного состава?"
Командир не знал, хотел навести справки у личного состава, но был вовремя
остановлен.
Еще до подъема флага Алныкин доложил командиру дивизиона о прибытии, после
чего закрутилась обычная бригадная карусель, на катерах - отработка задачи
No 1 по "Курсу подготовки надводных кораблей", сплошная тягомотина. На
воскресенье помощник намечал пикничок с шампанским и медсестрами. Выход в
море - по плану - в среду или четверг.
Вдруг утром прибежал рассыльный: "Лейтенанта Алныкина - к командиру
бригады!" Самая просторная и удобная каюта на плавбазе заполнена массивной
фигурою комбрига, с трудом скрывавшего злость: командир БЧ-2 БК-133 совершил
нечто, чернящее офицерский коллектив, и ему предлагается немедленно убыть в
город, в военно-морскую базу Таллин для дачи объяснений.
- Разрешите узнать, куда именно? И кому давать объяснения? - опешил Алныкин.
- И какие объяснения?
Комбриг вчитался в текст на бланке. Поднял на Алныкина ставшие незрячими
глаза.
- Начнете с погранкомендатуры... Командировка на трое суток уже выписана,
буксир уходит через час.
Ни минуты на разговор с командиром, но помощник уже учуял беду, прибежал,
губы его тряслись, Алныкин успокоил друга и собутыльника: ни в Ленинграде,
ни в Мурманске, ни здесь, в Таллине, в комендатуру он не попадал и ни в один
из похоронных дней о Вожде ни хорошо, ни плохо не отзывался. На всякий
случай помощник принес Алныкину свои и командирские деньги. Сходню подняли,
буксир отвалил от пирса. На душе было тревожно, вспоминалось то злосчастное
утро, когда с классным журналом под мышкой он, курсант Алныкин, пришел на
кафедру военно-морской географии, неделю спустя после похорон капитана 2-го
ранга Ростова.
В Порккала-Удде - дождь и туман, в Таллине светило холодное мартовское
солнце. Алныкин отметился на КПП, в погранкомендатуре бывать ему не
приходилось, но он туда и не спешил, год назад ему спешка обошлась дорого, и
обдуманная неторопливость принесла сейчас плоды. У КПП Алныкина окликнул
командир застрявшего в Гидрогавани порккалауддского тральщика. Пугливо
оглядываясь, нервно похохатывая, не решаясь своими именами называть вещи
всем понятные, командир поведал о дичайшем происшествии в главной базе
флота. Вечером 13 марта около 22.00 некая пожилая эстонка выскочила из дома
на улицу за внуком, стала искать его, и вдруг перед нею вырос одетый во все
черное мужчина, который наставил на нее пистолет и приказал исполнять все,
что он скажет. Онемевшая от страха женщина возражать не стала. Тогда мужчина
расстегнул пальто, оказавшееся морской шинелью, а вслед за ним и брюки.
Старухе было приказано взять рукою выпростанный из брюк предмет и идти в
сторону Ратушной площади, что она и сделала под дулом пистолета. Человек в
морской черной шинели командовал ею, как рулевым при плавании в узостях:
"Правее... левее... так держать..." У ресторана "Глория" его поджидали двое
мужчин в таких же шинелях. "Вот и я! - раздался голос за спиной старухи. -
Прошу убедиться". Светящиеся шары у входа в "Глорию" позволили эстонке
рассмотреть мужчин. "Все в порядке, мамаша, - сказал один из поджидавших. -
Отдай швартовый конец!" Затем последовало: "Ты выиграл, Мишка. Держи!"
Офицер, застегнув шинель, пересчитал врученные ему деньги, разделил их на
две части и одну из них сунул старухе в карман пальто. "Тво доля!" -
услышала она, и ноги понесли ее прочь, к дому, на улицу Пикк. О внуке она
уже забыла, как и о том, что у нее в кармане, и лишь через полчаса, достав
оттуда две тысячи рублей, пришла в милицию, уронила на стол дежурного деньги
и расплакалась. Милиция немедленно связалась с комендатурой города, о
происшедшем поставили в известность командующего флотом, всех находящихся в
"Глории" офицеров предъявили озлобленной женщине, но ни один из них не был
ею опознан. Весь вчерашний день, продолжал рассказывать командир тральщика,
велась облава на офицеров плавсостава базы, которые сошли в пятницу на берег
или могли сойти, всех уже, кажется, перетаскали, теперь вызывают тех, чьи
корабли заходили в Таллин, но корабли-то на переходе в Кронштадт и
Вентспилс, попробуй найти шутника. Скандал! Самого командира тральщика не
трогают, у него алиби, сегодня утром какой-то тип из военной прокуратуры
побывал на корабле и установил точно: с вечера пятницы до полудня субботы
командир безотлучно находился в каюте.
Командир тральщика, старший лейтенант, давний выпускник Училища имени
Фрунзе, никогда в Порккала-Удде не снизошел бы до дружески-предостерегающей
беседы с только что выпущенным лейтенантом на должности командира БЧ-2 БК,
но здесь, в Таллине, они были своими людьми. Офицеры Порккала-Удда к тому же
недолюбливали всех причисленных к главной базе, и завидуя им, и презирая
легонечко.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33