На вопрос, как связаться с
Янковским, ответил, как и положено, издевательски: "Не знаю и знать не
хочу!"
- Но телефон у него должен быть!
- Нет телефона! - рявкнул майор. - Янковский временно отстранен от
должности!
- За что? - поинтересовался Алныкин, по ему неизвестной причине тоже от
должности отстраненный.
Майор побагровел:
- И ты спрашиваешь это у меня?! У себя спроси!
Не прикасаясь к Алныкину ни рукой, ни ногой, он тем не менее вытолкал его из
комендатуры. Было бы совсем глупо просить у него какую-нибудь бумажку для
администраторов гостиниц, чтоб те расщедрились на коечку в многоместном
номере: "От своего имени черкни записочку!" - так наверняка заорал бы
Синцов. Два тральщика стояли в Минной гавани, не из Порккала-Удда, но с
родным полотнищем на флагштоке, диванчик в кают-компании обеспечен,
гостиницы забиты охочим до моря людом, город наводнен туристами. Однако
что-то мешало Алныкину искать приют на боевых кораблях и плавсредствах базы,
надо было обдумать то, что услышал он от матери Леммикки, и понять наконец,
что случилось с нею и где она. "Кельнер, юкс сада грамм и кружку олу!" -
по-русски и по-эстонски сразу заказал он в пивной. Эстонского вида парень,
которому он якобы сломал жизнь, поставил перед ним и пиво и водку. Русская
официантка накормила Алныкина в столовой Дома офицеров, где ко всем были
гостеприимны, даже к тем, кого, как Янковского и Алныкина, отстранили от
исполнения обязанностей по должности. Официантка же и подсказала, куда идти
на ночевку. Студенческое общежитие гомонило голосами школьников из
Ленинграда и Минска, на Алныкина они посматривали с почтением и называли
"дяденькой". Он закрылся в подсобке, отведенной дл бытовых нужд, и
развалился на топчане; пахло чаем и выглаженным бельем. Эта противная баба
Лилли Кыусаар сказала больше, чем хотела. Леммикки не арестована, а спрятана
ею, но за Леммикки приходили какие-то люди с разрешением на арест и обыск.
Где она сейчас - мать знает, конечно, но спрашивать ее бесполезно, она
почему-то считает, что люди, приходившие за дочерью, и он, командир БЧ-2
БК-133, из одного воинского подразделения. Вообще в этой истории какая-то
невсамделишность, и, если уж говорить прямо, сама Лилли Кыусаар произнесла
слово "провокация". Статья 58-я, о которой упоминала она, знакома, отца в
1937 году тоже обвиняли в чем-то, тогда-то, на восьмом году жизни, еще не
пошедший в школу Володя Алныкин услышал о существовании этой статьи, матери
тоже эта статья не нравилась, она каждую неделю ходила в городскую тюрьму,
добиваясь свидания, и в конце концов отца из тюрьмы вытащила. Пять месяцев
ушло затем на восстановление его, он и в Москву ездил, пока опять не надел
китель с командирскими нашивками. Лилли Кыусаар знает об этой статье больше,
потому что знакома еще и с пунктами ее.
Дети бегали по коридору, как по дорожке стадиона, и Алныкин заснул под
ребячьи визги, думая о том, где утром надраить пуговицы. Знать, решил он,
такая уж судьба у всех Алныкиных: одним сидеть в тюрьме, другим выручать их.
Чьей-то зубной пастой он начистил пуговицы, высидел очередь в
парикмахерской, плотно поел, в десять утра был уже на подходе к штабу флота.
Два капитана 3-го ранга, те, что назвали себя сослуживцами Ростова и два
вечера прикидывались друзьями Володи, повстречались ему. Теперь они прошли
мимо, даже взглядом не напомнив о знакомстве, и Алныкин ничуть не обиделся,
признавая за старшими офицерами право на невежливость. Все офицеры штаба -
бригады ли, базы или всего флота - разительно отличались от корабельных
излишней суетливостью и никого не замечали. Спрашивать у них, где кабинет
командующего флотом, Алныкин не стал, ноги сами привели его на нужный этаж к
нужной двери. Вошел. В приемной - два капитана 1-го ранга и адъютант
командующего, старший лейтенант. Именно старший лейтенант, что более всего
поразило Алныкина. В адъютанте он узнал одноклассника, одного из тех
пятерых, что на валуне под Койвисто, провожа падающее в море солнце, дали
клятву хотя бы раз в десятилетие забиратьс на этот камень и вспоминать
закатные минуты. Года, определенного приказом министра, не прошло еще, а
однокурсник уже носил погоны с тремя звездочками; кое-кого из выпуска, знал
Алныкин, представили к очередному званию, но, пожалуй, при самых
благоприятных обстоятельствах третью звездочку они получат ко Дню флота или
к ноябрьским праздникам.
Этот же, с которым Алныкин четыре года ходил в одном строю и хлебал в
столовой борщ под училищный оркестр, постарался его не узнать и голосом,
предвещавшим отказ, сухо осведомился, по какому вопросу желает обратиться к
командующему лейтенант Алныкин и знает ли он, что сегодня нет приема.
Услышав ответ ("По личному... и безотлагательно!"), адъютант сокрушенно
поднял плечи, показывая, что сомневается в успехе просьбы; невозможно было
представить его дежурящим по пирсу или вылезающим из машинного отделения -
таким он был, чего не замечалось в училище, чистеньким, в идеально
выглаженном кителе. Никто бы не узнал в нем Витьку Колбагина по прозвищу
Ромодан. Сохраняя в походке сомнение, он скрылся за дверью и через минуту
появился, лицо его выражало смешанное чувство растерянности и удивления тем,
что командующий дал "добро" на прием лейтенанта, которому по своим мелочным
делам надо бы обращаться к командиру дивизиона и никак не выше. Сев за стол
и раскрыв какой-то журнал типа амбарного, адъютант потребовал у Алныкина
удостоверение личности, записал фамилию и номер воинской части, после чего
пальцем отодвинул документ на край стола, и когда удостоверение личности
легло в карман кителя, Алныкин решил твердо и бесповоротно:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33