через два "м" и два "к".
Три длинных зеленых ящика грузились на палубу, когда Алныкин, оторвавшись от
Леммикки, подбежал к катеру. Суетился сопровождавший груз капитан-лейтенант,
ящики закрепили, оперативный дал "добро", и БК-133 резво пошел к выходу из
таллинской бухты, все дальше отходя от берега, от мрачной тюрьмы, решетками
окон смотревшей на водную гладь, от невесты, чем-то беленьким махавшей, и
Алныкин спустился в башню, чтобы оптикой приблизить ее к себе.
Капитан-лейтенант прощупал крепления ящиков и сидел на них, не отходя ни на
шаг. Дали ему, чтоб не промок, брезентовый плащ; груз, видимо, был
действительно ценным, не коробки с кинолентами для клуба. Помощник умоляюще
поглядывал на Алныкина в надежде, что тот расскажет ему о величайшем событии
в жизни узника половой несвободы, о том, как происходило объяснение в любви,
как рука и сердце предлагались в обмен на сердце и руку. Три часа спокойного
плавания, ни одного встречного корабля, долго всматривались в
желто-коричневую расцветку флага на транспорте, пересекавшем курс, но,
только прочитав на корме порт приписки, поняли: ФРГ. Нервировал брезентовый
плащ, в Западную Драгэ входили обычно играючи, все семь створов знали
назубок, но страховки ради и уважая преданного ящикам капитан-лейтенанта,
смотрели в три пары глаз, помощник взял штурвал в собственные руки. И были
вознаграждены: через час после выгрузки пришла шифровкой благодарность
командующего.
Кажется, судьба повернулась к Алныкину светлым и многообещающим ликом.Zv""и
раньше не жаловался на нее, а теперь похваливал себя за глупость, за
безрассудство тех минут, когда еще в училище пришел на кафедру
военно-морской географии: с того позора пролегла дорога в Порккала-Удд, на
улицу Пикк к таллинской школьнице. Где нашел бы он такую, да нигде ее и нет,
кроме как на Вирмализе! А месяца через полтора он в Кирканумми встретит ее
на вокзале и привезет в домик, что почти рядом с пирсом, - опять повезло,
редкостная удача, тот командир тральщика, с кем уже не раз встречался после
Таллина, получил назначение в Кронштадт, преподавателем в училище, ослабло
зрение, не настолько, однако, чтоб не продолжить службу на берегу.
Расставался с бригадою ОВРа командир ТЩ, освобождал однокомнатную квартирку
в домике на четыре семьи, и начальник КЭО закрепил жилище за молодоженами.
Заходить в дом Алныкин стеснялся, посматривал на него издали, но по часам
вымерил путь - двадцать минут скорым шагом до пирса! Убыл в отпуск капитан
2-го ранга, заместитель начальника штаба бригады, тот, который десять
месяцев назад прошелся вместе с Алныкиным по его анкете, свер слышанное с
написанным. О предстоящем бракосочетании знал дивизионный замполит, и от
командира катера, конечно, ничего не утаишь. Командир, однако, заартачился,
когда Алныкин показал ему рапорт с просьбою дать трое суток на загс. Проявил
таежно-черноземную дурость, потребовал изъяти из рапорта имени, отчества и
фамилии жены, Алныкину же стало нравиться это диковинное сочетание
пушистенькой "Леммикки" с колюче-шерстным "Йыги". Рапорт пришлось
переписать, командир дивизиона недоверчиво хмыкнул, чинить препятствий не
стал, но, как бы между прочим, сказал, что на трое суток пусть Алныкин не
рассчитывает, неудачный день и месяц выбрал он для женитьбы, распоследнему
матросу известно, что с нуля часов 25 мая начинается общефлотское учение, и
хоть нет на него приказа или предупреждения, оно будет - это точно.
Еще помнилось построение в Зале Революции, оглашение секретного приказа
министра о досрочном выпуске, то есть о том, что не было тайной, и Алныкин
пригорюнился, обход с рапортом каюты "Софьи Павловны", ни на что уже не
надеясь. Командир бригады возмутился:
- Не по-людски поступаете, Алныкин, не по-русски! На Руси издавна как рожь
скошена, обмолочена, остатки заприходованы, то есть заскирдованы, вот тогда
и свадьбы играют! А применительно к флоту - когда навигация окончена,
вымпела спущены!.. Трое суток дать не могу! Сутки! Нет, до двадцати одного
ноль-ноль. Предстоит мероприятие. К нулю часов двадцать пятого быть на
корабле! Все!
Отгладили мятую тужурку, выдраили пуговицы, помощник повел было речь о
кольцах, что носят на пальцах женатые мужчины и замужние женщины, этот
обычай стал в Эстонии чуть ли не законом. Юная супруга лейтенанта Алныкина
будет оскорблена, если выйдет из загса неокольцованной. С другой стороны,
все совершается в тайне, ничего приметного быть не должно, да и офицер с
обручальным кольцом - дикость, замполит тут же настрочит куда следует, есть
неофициальный запрет на бороды, кольца, украшения вообще, усы не понравятся
начальству - прикажут сбрить. В позапрошлом году, вспомнил помощник, на
бригаду дуриком попал механик, кончавший арктическое училище, гражданский
человек, не знавший флотских порядков и потому не снявший с пальца
обручальное кольцо, за что и был препровожден на гауптвахту. И еще был
случай, продолжал неисчерпаемый помощник, с одним вольнодумцем, на его
золотое колечко командир бригады отреагировал так: "Вы что хотите этим
сказать - что любите свою жену больше, чем я?"
Так ничего и не решили с кольцами, оставили на будущее, на приезд жены в
Порккала-Удд. Утром 24-го запропастился куда-то помощник, Алныкин торопливо
простился с командиром и в тужурке, при кортике, извлеченном со дна
чемодана, поспешил к буксиру. Близость предстоящих учений чувствовалась, на
борту ни одного офицера из бригады, тральщики еще вчера ушли в море, небо
казалось тревожным, зато силуэт Таллина чем-то напоминал письма Леммикки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33