Утром он не успел побриться, в некоторой неловкости делал восьмерки перед
школой No 7 (так было написано на двери), высматривая свою спасительницу.
Гомон школяров наполнял узкую улочку, ответвление от шоссе на Тарту, и шоссе
дымило сизыми выхлопами грузовых автомобилей, когда светофор останавливал
движение и дети перебегали через дорогу. Время шло, девчонка не
показывалась, беспокойство начало переходить в тревогу: уж не случилось ли с
нею что-нибудь, скверная это привычка - бегать ночью по городу. Или, как у
него, ни отца, ни матери у девчонки?
Он увидел ее издали и узнал по куцему пальто и берету, а приблизилась -
радостно застучало сердце: да, да, тот же портфель, те же ботики с
застежкой. Опаздывала соня, не выспалась после вчерашних, наверное, вечерних
прогулок, бежала, как на кроссе, Володя перехватил ее у ограды. Она
воткнулась в него. Подняла голову. В глазах был ужас.
- Вы меня помните?.. Ну, цветы вам еще покупал... ("Помню", - сказал
дернувшийся беретик.) Мне с вами поговорить надо... ("О чем?" - вопросил
выпавший из рук портфель.) Когда у вас кончается последний урок?
Школьница обрела наконец дар бессвязной ученической речи и выпалила:
- Я сбегу с географии! - и ботики ее замелькали.
Алныкин тихо выругался. Можно зайти, конечно, в это мрачноватое заведение и
поинтересоваться расписанием уроков, но вдруг одиннадцатых классов - два,
"а" и "б"? А он не знает ни имени, ни фамилии наконец-то найденной
свидетельницы.
Второго, запасного, выхода школа не имела, существовала, однако,
подозрительная дверь, она объединяла спортзал на первом этаже с размокшими
теннисными кортами, и Алныкин выбрал правильную позицию, сел на скамейке
так, что видел и подъезд, и столбики без сеток: школьница могла сбежать,
чего-то напугавшись, упускать ее было нельзя. Цветочницу уже не найти, а
наглая лавочница выдержит любой допрос, но не признается, кто в пятницу
вечером покупал у нее коробку конфет.
Прозвенел звонок на перемену, трехэтажное здание зажужжало и заверещало, под
дождь вылетели девчонки с косами, повизжали и скрылись, когда второй звонок
возвестил о начале следующего урока. Алныкин терпеливо ждал. Вдруг окно в
торце здания открылось, высунулся беретик, качнулся вправо, потом влево,
осматриваясь... Алныкин подскочил к окну и поймал выпрыгнувшую девчонку с
памятным для него портфельчиком. Побежали по улице, скрываясь от бдительных
окон школы. Вовремя подоспел автобус, на первой же остановке они его
покинули. Где-то рядом крикнул обрадованно визгливый паровозик.
Познакомились. Ее звали так: Леммикки, через два "м" и еще через два "к",
запомнить нетрудно (Володя бесповоротно решил к исходу суток выкинуть из
головы это дикое имечко). Семнадцать лет, есть папа, есть мама, живут на
Вирмализе, есть подруга в русской школе, Настя Горошкина, или Аста, на улицу
Пикк попала случайно, засиделась после школы у Горошкиной. Похвалилась
именем: оно такое редкое! Погоревала о том, что не поет в хоре и плохо
играет в баскетбол...
Алныкин терпеливо слушал школьницу, и детские россказни ее угнетали
ненужностью, так и хотелось окриком оборвать лепет. Аспа и Аста - от такого
созвучия коробило. Девчонка с диким именем то лупит на него глаза, то
смотрит на ботики. Трепушка перебрасывает портфель из руки в руку.
- Я знала и верила, что вы мен найдете... - услышал вдруг Алныкин и обомлел,
напугался. Неужели его опередила эта парочка, Синцов и Янковский? Им ведь
надо спасать зятя начальника Политуправления, вчера еще они могли найти ее и
обработать.
Нет, не нашли и не обработали - это он установил, порасспросив школьницу о
вчерашнем дне. Затянул ей шарфик потуже, чтоб не простудилась, в комендатуре
не чихала и не сопливилась. Вести ее туда рано, Синцов будет после двух дня,
но освежить память свидетельницы необходимо.
- Пойдем, - сказал он и взял школьницу за руку. - Туда, где мы встретились.
Помнишь, когда это было?
- Помню... Для вас это место что-то означает?
- Очень многое.
Она замолчала минут на пять. Потом пальцы ее, сжатые рукою Алныкина,
дрогнули. И голос дрогнул.
- И для меня тоже...
Надо было побриться, впереди комендатура и сумасшедший Синцов, но и в
парикмахерской нельзя оставлять без присмотра школьницу. Два кресла
свободные, Алныкин посидел в обоих, примерился, в каком из них хорошо
отражается усаженная им в коридорчике Леммикки. "Никуда не уходи, -
предупредил строго. - Сиди здесь. Я хочу все время видеть тебя". Уже в
кресле скорректировал: "Чуть-чуть левее..." Она дернулась, да не в ту
сторону. Поправилась. В широко раскрытых глазах - ожидание новых чудес.
Мастер попался словоохотливый, как училищный парикмахер Соломон, которому
многое прощалось. И этому болтуну простилась заключительная фраза: "Теперь
можете делать барышне предложение!" Гардеробщица взмахнула щеточкой,
посильное участие приняла и школьница, робко сняв с шинели какую-то пылинку.
Почему-то ей очень понравилось сидеть и ждать его. Она смело улыбалась,
походка ее изменилась, стала прыгучей, она наконец-то назвала Алныкина
Володей, но храбрость испарилась в кафе. Расстегнула пальто и не позволяла
его снимать, отбрыкнулась по-детски, прижала к себе портфель и плачуще
глянула на бдительного Алныкина. Выяснилось: она - в школьной форме, а
Министерством образования ЭССР запрещено школьникам посещать кафе, рестораны
и прочие увеселительные заведения.
- Что, и комендатура министерская у вас есть? - хмуро поинтересовался
Алныкин, еще не завтракавший и знавший, что, быть может, ему не удастся
сегодн поужинать.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33