Ефимка на чём свет стоит ругал пески, из-за которых он чуть не свернул себе голову. Впрочем, я по его глазам видел, что он чем-то весьма доволен.
— Шалый велел тебе передать, чтоб приступал к работе, так как время горячее — путина, и людей не хватает. Сегодня выходим в море. Я тоже выхожу. Лады?
Я бросил взгляд на побледневшую сестру. — Придётся ехать, — вздохнул я, стараясь не показывать, как обрадовался.
Лиза молча встала, чтоб меня собрать. Но Ефимкины новости ещё не кончились.
— Лизу просят прийти в клуб, — простодушно сообщил он.
— Почему же... меня? — удивилась Лиза.
— В Бурунном целая эскадрилья самолётов, ещё ночью прибыли! — выпалил Ефимка. — Сейчас собрание начнётся. А Лизе записка...
Ефимка протянул ей конверт, достав его из фуражки, где он и сохранялся всю дорогу. Из-за проклятых песков конверт весь вымок.
Лиза прочла и покраснела.
— Знаешь, кто приехал? — воскликнула она. — Глеб Павлович Львов. Зовёт нас в Бурунный, хочет повидаться!
— Я вас довезу обоих, — важно обещал Ефимка.
Через четверть часа мы уже мчались со всей скоростью, какую можно развить на нашей дороге на антикварном мотоцикле. Доехали благополучно, если не считать того, что два раза вываливались на полном ходу в песок. Ефимкин мотоцикл вообще со странностями, как норовистая лошадь. Ругать его нельзя, а то он пуще того взбесится, потому Ефим ругает всегда лишь песок.
Мы завезли Лизу к Маргошке (сестра хотела умыться и запудрить синяк), а сами отправились прямиком к клубу. К великому удовольствию куривших возле клуба парней, мотоцикл высадил нас единым махом на высокое крыльцо — клуб у нас на сваях — и, повернув на сорок пять градусов, попятился и налетел на неуспевшего посторониться Павлушку Рыжова. Пока он отряхивал свой новый костюм, мы скрылись в толпе.
В поселковом клубе было людно, как никогда, и так шумно, что почти не было слышно пущенную на всю мощность радиолу. Собрались все ловцы, кормщики, механики, капитаны промысловых моторных судов. Девушки-рыбачки принарядились кто во что горазд. Смех, возгласы, песни, загорелые лица, белозубые улыбки, морские куртки, полосатые тельняшки, солёные остроты — у нас на этот счёт не стесняются. На празднично прибранной сцене висела огромная карта Северного Каспия.
Директор рыбозавода, Павлушкин отец, беседовал возле сцены с пилотами. Я сразу увидел среди них Львова, но усомнился, он ли это — так Глеб изменился. Он был весел, спокоен, держался уверенно. Может, он всегда был такой, а тогда сделался «сам не свой» из-за перенесённой аварии. Уж очень он боялся, что его отчислят по лётному несоответствию и «спишут на землю», как выражаются лётчики. Но его не отчислили — верно, дефект был в моторе.
Глеб, должно быть, почувствовал мой взгляд и обернулся. Я думал, что он меня не узнает, но он сразу узнал и, оживившись, быстро подошёл и пожал мне руку.
— Где Лиза? — нетерпеливо спросил он.
Я коротко объяснил. Он пристально посмотрел мне в лицо.
— До чего ж ты похож на сестру! — вырвалось у него.
Я уже привык, что люди удивляются нашему сходству, хоть мы и не близнецы. Всё объясняется очень просто: мы — «вылитая мать».
В этот момент появились Лиза с Маргошкой. На Лизе была широкая юбка в мелкую клеточку и серая, под цвет, шёлковая блузка на пуговицах. Она умылась, расчесала и заплела косы. Волосы у неё хорошие — густые, вьющиеся. Если бы Лиза остригла тяжёлые косы, то сразу стала бы курчавой, как Ефимка.
Зато Маргарита была, что называется, ослепительна. Румяная, в розовом платье, глаза как вишни, на щеках ямочки, на локтях тоже, на запястьях словно верёвочкой перетянуто, как у младенца. Не удивительно, что, на зависть прочим девчатам, и наши парни, и лётчики так на неё и уставились. Только не Глеб. Его, кажется, не удивишь красотой, не этого искал он в женщине. Сестра познакомила его с подругой, он вежливо поклонился, но заговорил с Лизой, не обращая более никакого внимания на Маргошку.
Лиза, по моим наблюдениям, не имела успеха у здешней молодёжи. К ней все без исключения хорошо относились, но и только (кроме, конечно, Фомы). Даже танцевать не приглашали. Я слышал, как девчонки-одноклассницы и та же Маргошка говорили о Лизе: «Она не имеет успеха у ребят... ну, а Фома вообще шалый». Я тогда подумал: почему? Видел же я, какое впечатление произвела она на Глеба и Мальшета. Мне кажется, наших парней расхолаживали её ум и большая начитанность. Они как-то стеснялись её, боялись показаться неразвитыми, что ли. А Глеб не мог оторвать от сестры глаз. Он взял её за руку и отвёл в сторону, что было просто невежливо по отношению к Маргошке. У той от обиды слёзы выступили на глазах, но другие лётчики сразу загладили промах: принялись говорить ей комплименты.
Я присел на стул в уголке, откуда всех было видно. Странно, когда Глеб стоял возле сестры, такой подтянутый, в новом лётном костюме, гладко выбритый, красивый, он выглядел таким сильным и уверенным в себе, а мне почему-то казалось, что он ищет в моей сестре поддержки и защиты.
Я заметил, что лётчики с любопытством разглядывали исподтишка мою сестру, даже те, кто в это время шутил с Маргошкой. Начальник авиаразведки товарищ Охотин, уже пожилой человек, с круглым обветренным лицом, видимо большой добряк, наконец потребовал от Глеба, чтобы он познакомил товарищей со своей приятельницей. Глеб стал их знакомить и пошутил:
— Вот если я когда надумаю жениться, то лишь на такой девушке, как Лиза.
Сестра как-то странно посмотрела на него, в её светло-серых глазах так и запрыгали смешинки. У неё очень развито чувство юмора.
— Я знаю, что она сейчас подумала!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72