И вдруг я – бах! – явлюсь со своей! Ох, уж девчонки покосятся, ох, посплетничают! И пусть! Думают, что Эп – лопух, красная девица!.. Близорукие воображалы!
Но мои планы рухнули.
Валя позвонила в пять, как мы и договаривались, и сказала, что сегодня нам не встретиться: дома накопилось столько дел, что хоть не спи, потому что Света теперь в ауте. Я повздыхал, покрякал, но что делать? И мы простились до воскресенья… А нашим я и без Вали нос утру!
В половине седьмого, когда я переодевался, явился Шулин. Он был в школьном пиджаке и белой рубашке с распахнутым воротом. Свежевымытые волосы торчали и смешно облагораживали его оттопыренные уши. Ни дать ни взять – милая поросячья мордашка. Авгино выступление на собрании лучше моих рекомендаций повлияло на Ваську Забровского, он все устроил, и Садовкина пригласила Шулина персонально. Он так удивился, что это удивление до сих пор не сходило с его сияющей физиономии.
– Хочешь галстук? – спросил я.
– Галстук? Какой?
– Черный, например, к рубашке. Или цветастый – к пиджаку. Во! Примеряй, граф! Сейчас мы нарядимся будь-будь!
– А ты какой нацепишь?
– Я – бабочку!.. Вот смотри!
– У-у… – протянул Авга, примерил черный галстук и снял. – Нет, хомут есть хомут. Так свободней! – И он погладил свою голую крупную шею. – А то стиснет – буду хрипеть и холодцом давиться.
– Каким холодцом?
– Какой подадут. Люблю холодец. Мама, было, зальет целый таз, мы так навалимся – полтаза нет!
– Не настраивайся, Авга, не будет холодца. Будет торт и чай до потери пульса.
– И тортом можно подавиться.
– Обжора!.. Ну, я готов!
Мы взяли магнитофон и отправились.
Садовкина жила у школы, в одном доме с Васькой Забровским. Дом их был огромным, с загибами, с арочным входом, и покрась его в какой-нибудь радостный цвет, он бы сиял на весь квартал, но его отделали под динозавра, если только динозавры были грязно-зеленые, и ни солнце, ни весна не оживляли его.
Мы договорились собраться к семи, но я нарочно медлил, чтобы задержать торжество и чтобы привлечь к себе общее гневное внимание. Так и случилось. В коридоре на нас обрушился десятигорловый шквал. Я невозмутимо разделся, повернулся к возмущенной публике и вздернул подбородок, показывая бабочку.
– Эп-то!..
– Паганини!..
– Держите меня!
– Наташа! – обратился я к низенькой полненькой имениннице с живым красным цветком в темных волосах. – Мы вот с Августом поздравляем тебя и желаем счастья!
Я протянул ей руку. Она, улыбаясь, подала мне свою. Я не стиснул ее мужественно-сурово, а взял за кончики пальцев, наклонился и поцеловал их. Охнув, Садовкина зажала мигом вспыхнувшие щеки и нырнула в толпу. Девчонки захлопали в ладоши, закричали «браво, бис!», а пацаны загмыкали и запокашливали, пряча усмешки и хохотки, лишь у Зефа вырвалось:
– Убил, Эп!
Он повалился, его поймали и поставили.
– Не убил, а хоть один настоящий кавалер нашелся! – воскликнула вдруг, потрясая сухим кулачком, затертая в кухонных дверях Наташина бабушка, маленькая и жилистая. – Слава богу! Раз внучке целуют руки, все в порядке, можно спокойно умирать! – У бабушки затряслись губы, покатились слезы, она махнула рукой и скрылась в кухне.
Дядя Коля, смуглый, тощий и согнутый интегралом отец Садовкиной, пригласил нас в гостиную.
– Где анкета? – шепнул Забор.
– Вот.
– Молодец, Эп! Ну все, теперь можно повеселиться! – обрадовался он, спрятал листы, перехватил у меня магнитофон и пошел с Зефом подключать его.
Наташка, все еще смущенная, подвела меня с Авгой к своим подружкам, которых я не знал.
– Вот, знакомьтесь: Рита и Лена! – представила она новеньких. – Вместе были в лагере летом.
– Очень приятно! Аскольд! – сказал я. – А это мой друг граф Шулин, потомок пушкинского графа Нулина, но поскольку революция, гонения, букву пришлось заменить, а титул забросить! – Авга молча кивнул, а я, бесцеремонно разглядывая девчонок, воскликнул: – Граф, в какой цветник мы попали!.. А не согласится ли кто из вас быть на сегодня моей дамой?
Наши девчонки прыснули. Прыщастенькая и худенькая Рита в голубом платье с огромным, во все плечи, отложным воротничком презрительно выгнула губы и отвернулась. Высокая же и плотная Лена в тугой серой кофточке и темно-синей юбке спросила с искренней заинтересованностью:
– Только на сегодня?
– А может и дольше.
– Тогда выбирай!
– Я выбрал бы, очаровательную именинницу, – не моргнув глазом, ответил я, – но боюсь, комсорг не одобрит… – Я был уверен, что этим не обижу Ваську с Наташей, так как дружили они открыто, не опасаясь никаких намеков и кривотолков.
Все рассмеялись, а Наташка, еще сильнее залившись румянцем, весело укорила меня:
– Ну тебя, Эп! С тобой сегодня что-то не того!
Тут включили маг, зацокало знобящее вступление к «Лайле», девчонки похватали друг друга и, не умея вальсировать, пустились кто как, подпевая Тому Джонсу. «Лайла» как бы отрезвила меня. Я отошел и опустился в кресло. Хватит, надо кончать маскарад! Я взялся было за бабочку, чтобы отцепить ее, и поймал удивленно-пристальный взгляд Мишки Зефа. Зеф сразу отвел глаза, а я вдруг подумал, что сегодня играю Мишкину роль, перебежал ему дорогу и, может быть, даже в чем-то перещеголял его, вот он и в растерянности. Забавно, что я нашел в себе что-то зефское. Я даже обрадовался такому обогащению, но тут же отметил, что оно мне все-таки не по душе. Нет уж, Зефу Зефово, а Эпу Эпово!.. Бабочку я лишь поправил – пусть сидит, дело не в ней.
Ко мне сбоку подошла Лена и тихо спросила:
– Ну что, Аскольд, сделал выбор?
– Нет еще.
– А если я тебя выберу?
– Пожалуйста!
Вальсировать я тоже не умел, и мы пошли в ритме танго.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47