Я становлюсь маленьким мальчиком. Ранимым, побитым и просящим жалости.
- Джоан, мы можем все исправить. Я не хочу, чтобы все рухнуло. Я не могу. Прошу тебя, Джоан, помоги мне.
Она кажется заколебалась, не зная, надо ли разреветься или выругаться.
- Пит, за все это время ты ничего не сказал, ничем не поделился...У тебя нет доверия ко мне...
- Только эти последние безумные месяцы. Не больше.
- Ах, Пит!
Она выбрала слезы. Буря прошла. Я приблизился к ней. Она приняла мои утешения, её тело прижалось ко мне, руки обвили меня, впились в мою спину. Она подняла голову, освещенная зарей нового дня.
- Пит, это не преступление, - иметь несколько странные наклонности. И кто-то вроде доктора Эрнста может тебе помочь. Я знаю, что ты думаешь о психотерапии, но не говори ничего, Пит, не отказывайся. Я сейчас же ему позвоню.
Ультиматум?
- Джоан, послушай...
- Я хочу позвонить ему сейчас же, Пит.
Конечно, это ультиматум.
- Свяжись с ним, Джоан. Скажи, я желал бы встретиться с ним, как только это будет возможно.
И что делаешь ты, не приближайся к открытому окну на восьмом этаже над 60-ой Восточной улицей, пока набираешь номер, ибо, беби, ты этого ищешь.
- Бедный Пит, мальчик мой...
Герр доктор излучает сострадание.
- Конфронтация с самим собой столь же трудна? Взаимопонимание так болезненно?
Этот грязный коротышка узнает все. Да, он превратит меня в болезненное месиво. Но я не доставлю ему удовольствия признанием. Я безразлично пожимаю плечами - это вызывает новый приступ боли - и он кивает. Я не знаю, убежден он в моем безразличии или стоицизме. Он поворачивается к Джоан.
- Что до вас, дитя мое, эпизод, представленный нам обвиняемым... Можете ли вы утверждать, что не находите никаких изменений? Никакого преуменьшения?
- Нет. Но я выгляжу законченной кретинкой. Полной идиоткой. Я не была такой, как он хочет показать.
- В тот момент у вас создалось впечатление, что он не полностью откровенен с вами?
- Да. Тогда я попыталась заставить его рассказать мне все.
Доктор, казалось, был потрясен.
- Все? Историю его случая? С детства?
- Нет. С того момента, когда появился страх невозможности заниматься любовью со мной. Он сказал, что потому и подцепил девицу в Лондоне, попытаться понять, посмотреть, и подобная вещь произошла и с ней. Вплоть до того дня, когда ради смеха она надела свой парик ему на голову, и это его возбудило. Тогда его действительно охватила паника. Поэтому в Копенгагене он захотел переспать ещё с одной девицей...
- Которую звали Карен?
- Полагаю, да. И на этот раз он был беспомощен до тех пор, пока не надел одежду этой девицы.
- Ach, so. И ещё он вам описал свои отношения с женщиной по имени Вивьен Дэдхенни?
- Да. И рассказал, как он придумал план провоза её белья к нам. Он сказал, что набирался храбрости, чтобы попросить меня...ну,ладно... поиграть с ним, согласиться в надежде, что мы вернемся к нашей прежней сексуальной жизни. Позволить ему надеть это белье, когда мы займемся любовью и будем одни в доме. Он сказал, что это могло быть решением.
- И вы поверили в то, что он говорил? На слово?
- В тот момент - да. Но мне трудно было согласиться, - застонала она. - Я не могла. То есть, вы понимаете, это подошло бы для него, но для меня было бы все наоборот, я уверена. Я стала бы совершенно фригидной. Это слишком, просто немыслимо. Нет, я не могла согласиться на такую игру.
- И он узнал об этом?
- Это нужно было сделать. Я сказала ему, что раз он будет проходить курс лечения и постарается стать нормальным мужчиной, я буду сносить все. Я сказала ему, что кроме этого есть только одно решение - развод, и на моих условиях.
- Каких именно?
- Никогда больше он не имел права видеть Ника.
В номере отеля пахнет сыростью. Люстра светит бледно-желтым светом единственной уцелевшей лампы. Из окна видна мокрая кирпичная стена.
Вивьен, улыбаясь, разглядывает эту убогость, тихо напевая:
- Нью-Йорк, Нью-Йорк, чудесный город...
- Я сожалею, Вив, но по крайней мере, это уединенное место.
- Мы больше не можем идти проторенными путями. Удобства есть, я надеюсь? Или горшок под кроватью?
- Нет, ванна там, за этой дверью. Ты можешь не верить, дорогая, но даже подобная дыра стоит бешеных денег.
- Если ты не получаешь отпущения грехов, то хотя бы оплачивал их. Тем не менее, "Плаза"...
- Я буду откровенен и груб, Вив. Этого номера вполне достаточно для кратких встреч, и ты отлично знаешь, нам не на что больше надеяться. Час или два то тут, то там, уворованных из рабочего дня.
- Потому тебе и повезло, ибо я одна из тех извращенных личностей, находящих, что скрытность добавляет удовольствия. Но тебе почему это нравится?
- Я не могу рисковать, если хочу сохранить Ника.
- Я не возмущаюсь, дорогой. Как бы то ни было, если твоя жена соглашается играть в эту игру, что я могу поделать?
- Ничто не изменится. Поверь мне, она совершенно не способна играть так, как это делаешь ты. Она превращается в мегеру, и все идет прахом.
- А теперь все не так?
- Меньше, чем можно было ожидать. Поскольку я предстаю перед промывателем мозгов и прилагаю усилия выкарабкаться, она удовлетворена.
- А ты?
- Я выживаю, - говорю я, кладя руки на её округлый зад. - Почему бы и нет? Посмотри только, что меня утешает.
- Но используется не в полной мере.
Она отстраняется, открывает ящик комода и запускает руки в знакомое белье.
- Здесь все?
- Все.
- Отлично.
Войдя со мной в комнату, Вивьен кладет на комод принесенный пакет. Разрывает шпагат и бумагу и открывает картонную коробку.
- А для полноты картины...
Она оборачивается и выставляет напоказ парик и атласные туфли на высоком каблуке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37