У нее дома, естественно, таких фотографий не имеется, но это небольшая беда, и дело можно в два счета поправить. У него есть надежный друг, опытный фотограф, к которому ей надо съездить. В качестве гонорара он будет просто счастлив заплатить ей пятьдесят тысяч лир. Под конец он заверил, что об этом ни одна живая душа не узнает и что на фотографиях лицо ее будет в тени – ему ведь тоже не резон всем раскрывать свои старческие слабости. Ливия ответила, что ей это совсем не нравится и вообще не следовало садиться к нему в машину, больше она никогда на такое не пойдет, хотя и очень стеснена в средствах. Синьор А стал петь ей дифирамбы, от души пожелал найти хорошую работу и хорошего жениха, и все же, разве несколько снимков что-нибудь изменят?Он был настойчив, но не прямолинеен и в конце концов добился своего: назвал адрес друга-фотографа, прибавив к нему двадцать тысяч.– Давайте адрес, – нетерпеливо потребовал Дука у своей Ливии Гусаро и кивнул Давиду, глядевшему в открытую дверь кухни, чтоб записывал.– Рекламное фотомоделирование, – сказала Ливия.– Рекламное фотомоделирование, – повторил он Давиду.– Многоквартирный дом «Улисс», за улицей Эджидио Фолли и за таможней.– Многоквартирный дом «Улисс», за улицей Эджидио Фолли и за таможней. – Давид опять записал. – В котором часу?– Он сказал: от двух до трех, потому что после его друг работает вне студии.Время отлично вычислено, та часть Милана, у которой есть возможность, спит дома, те, у кого нет такой возможности, все равно не в силах совладать с собой и засыпают на улице, в трамвае, на службе... в общем, время по всеобщему запустению не сравнимое ни с каким часом ночи.– Так, теперь приметы. – Он снова сделал знак Давиду не откладывать ручку. – Рост?– Думаю, метр семьдесят пять, он выше меня, а во мне метр семьдесят... – с истинно женской непосредственностью она добавила: – На каблуках.– Рост метр семьдесят пять. Сложение?– Худощавый, пиджак болтается.– Цвет лица?– Бледный, оливкового оттенка. Усики тонкие-тонкие, с сильной проседью.– Волосы?– Тоже седые, на висках залысины, хотя шевелюра еще довольно густая, длинная, расчесана аккуратно.– Так. Глаза?Ливия помедлила.– Темные. Цвет я не разобрала.– Нос?– С горбинкой.Негусто; эти данные он передаст Маскаранти для составления словесного портрета. Основная надежда на фотографа: если удастся его взять, он назовет имена сообщников, в том числе синьора А. И пока что у них есть все шансы его взять.– Ливия.– Да?– Слушайте меня внимательно.– Я слушаю.– Без моего сигнала из дому ни ногой.– Ладно.– К телефону сами не подходите. Если позвонят, пошлите кого-нибудь из домашних, пусть скажут, что вас нет.– Хорошо.– Дверь не открывать. Если кто-то придет и спросит вас – то же самое: нет дома.– Поняла.– Сегодня ночью, думаю, уже никто не явится, но завтра, начиная с шести утра, я буду звонить каждый час и проверять, не случилось ли чего.– А что может случиться?– Надеюсь, ничего. Они смогут следить – и по телефону, и визуально, – с кем вы общаетесь. – Он опасался не только слежки, но большего ей не сказал. – А теперь идите спать. Спасибо вам.– Ой, я так рада, так рада, что нашла его! – В голосе слышалось совсем детское торжество.Только повесив трубку, он заметил, что в прихожей, квадратной и совсем пустой, но все же уютной, стоит Лоренца, и глаза у нее расширены от страха.– Ну что ты вскочила, иди спать, не волнуйся.– Кто это был? – Она не могла не волноваться, она же все знает. Дука объяснил ей все подробности этой одиозной истории.– Ливия. Мы нашли того человека.– И что ты теперь собираешься делать?Нервы у него были взвинчены. Лоренца права: он осел и преступник – вместо того чтобы поискать себе хорошую спокойную работу, вляпался всеми четырьмя лапами в эту вонючую яму!– Я еще не знаю, может, уйду, может, останусь, но от тебя требуется только одно: чтоб ты шла спать и обо мне не беспокоилась.Лоренца вспыхнула и от этого тона, и оттого, что Давид все слышал; она взглянула на него, хотела было что-то ответить, но воля старшего брата была сильнее, и она смирилась, ушла к себе.– Нужен путеводитель по Милану, – сказал он Давиду.Вышел в гостиную, по площади чуть больше прихожей: среди прочих вещей или, с позволения сказать, мебели, купленной отцом в надежде, что она ему понравится, там стоял маленький шкафчик с книгами и старыми журналами – зародыш библиотеки, сгнивший на корню в тот самый миг, когда его арестовали три года назад. Какая пылища: Сара не дает матери всерьез заняться уборкой; весь в пыли был и путеводитель по Милану с подробной картой, старой, правда, но еще вполне пригодной. Он вернулся в кухню, разложил на столе карту, нашел в списке улицу Эджидио Фолли, на самой окраине города, за парком Ламоре, переходящую в дорогу на Мельцо и Пьольтелло.– Да, они стали гораздо осторожнее, – заметил он.– Почему? – спросил Давид.– Теперь не решились устраивать студию в самом городе. Переехали на окраину, как все крупные промышленные предприятия. Чуть что – сразу в машину, и через несколько секунд они на автостраде.– Как же нам быть?– Вот, думаю, – Это была неправда: генеральный план у него уже созрел, а теперь он размышлял для вида, пытался убедить себя самого в том, что не принимает решений очертя голову. Все ложь.Был бы он честный гражданин, сейчас позвонил бы Карруа, сообщил адрес фотографа и всем остальным предоставил бы заниматься полиции. Но он таковым не является: чтобы удостовериться в этом, достаточно заглянуть в его досье.– Странно все-таки... Если бы у отца Ливии не заболели зубы и она не пошла бы в аптеку, то мы, со всей нашей системой базирования, так ничего бы и не обнаружили.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59