«Дело в том, – объяснила она, – что имя, которое вы назвали, Исаико Атама, действительно звучит странно для японского уха. Моего деда звали Хисахико Хатама. Просто французы не произносят звука «х». Насколько мне известно, в юности дед изучал живопись в Париже, и как раз в тот период, о котором вы говорите. Думаю, среди японских художников наберется не больше сотни таких, кто в те годы мог позволить себе обучение за границей».
Правда, дед Эйко, несмотря на стажировку, отказался от живописи и закончил свои дни в безвестности, не оставив после себя произведений.
Еще большее удивление ожидало Натали, когда они перешли к разговору о любимых художниках. Мало того что японка назвала Ван Гога, она сама заговорила о вероятности существования восьмых «Подсолнухов». Пусть ее предположение было основано не на реальных фактах, а являлось лишь плодом воображения и анализа книг, альбомов и оригиналов, увиденных в мировых музеях, на Натали оно произвело огромное впечатление. И вот они уже позабыли о первоначальной цели визита и всецело увлеклись темой Ван Гога. И все же Натали не рассказала ей о Гастоне. Она была слишком очарована личностью японки, чтобы вытаскивать на свет неприглядную историю своего безнравственного родственника.
Харада продолжал:
– В конце своего завещания Ришле оставила такую запись:
Целью моего описания являются воспоминания, и ничто другое.
Ох уж эти «порочные» «Подсолнухи», стоящие сейчас десятки миллионов долларов. Лежат себе где-то тихонечко. Думаю, они где-то в Японии. Если бы выяснилось, что они действительно существуют, уверена, эта новость дошла бы и до меня. Все права на эти цветы принадлежат Эйко Хатаме, в чьих жилах течет кровь японского студента-художника, некогда снимавшего комнату по соседству с моим дедом. Он честно обменял картину на бутылку вина. Теперь я слегла, как когда-то мой дед, и единственное, о чем жалею, так это о том, что не поведала Эйко арльскую историю. Подумать только, какая удивительная случайность! Она поделилась со мною своей сокровенной мечтой о том, что, возможно, где-то существуют еще одни «Подсолнухи». Мне грех роптать на судьбу. Я была счастлива. Я завидую сочетанию ума и отваги в этой девушке. Думаю, что Господь, направивший ее ко мне, укажет ей иной, отличный от моего и более счастливый путь к «Подсолнухам».
Прикурив «Хайлайт», я повернулся к Хараде:
– Ну и?…
– Ну и?!. Вы, кажется, не слишком удивлены?
– Можно ли доверять этому завещанию?
– Можно. Все рассказанное мною, от начала до самого конца, реальные факты. Вы же знаете, сколько усилий мы затратили. Неужто в ваших глазах эта история не стоит таких стараний?
– Трудно сказать. Я не могу вам доверять.
– У вас нет другого выхода, кроме как довериться нам.
– Ван Гог довольно подробно описывает свои отношения с женщинами в письмах к брату. Однако об этой истории не сказано ни в одном из его писем. Допустим, рассказ Ришле правдив, но ведь ее дед мог все выдумать.
– Что касается отношений Ван Гога с женщинами, – холодно произнес Харада, – он действительно довольно откровенно описывает их в письмах к Тео. Однако далеко не все, как вам наверняка известно. К тому же после инцидента с отрезанным ухом письма стали приходить с перерывами. Ну а что до Гастона, то он был простым бродячим артистом, абсолютно несведущим в искусстве. Не думаю, что он смог бы сочинить такую историю.
– Ты сказал, что хочешь со мной посоветоваться. Это как-то связано с твоим рассказом?
– Конечно, – ответил он с силой, – с вашей помощью мы отыщем восьмые «Подсолнухи» Ван Гога. Вот так.
– Зачем?
– Зачем?! Произведение, о котором Гастон Рибо поведал внучке, является ценнейшим культурным достоянием нашей эпохи. Если оно будет найдено, это, несомненно, станет величайшей сенсацией в живописи нашего века. Добавлю также, что картина имеет и огромную материальную ценность. Все, конечно, зависит от того, в каком картина состоянии, но, учитывая ажиотаж, который поднимется вокруг нее, можно говорить как минимум о шести или семи миллиардах иен. А возможно, и о сумме свыше десяти миллиардов.
– Можно высказать мнение?
– Какое?
– Похоже, последний довод интересует вас больше всего.
– Нисина был художником. Он понимает ценность художественного произведения и в полной мере осознает ту степень уважения, которой оно достойно.
– Понимание и уважение к художественному произведению могут идти вразрез с какой-либо другой целью. Ты ведь сам сказал, что он давно ушел из искусства в коммерцию.
Какое-то время Харада молча глядел на меня, затем улыбнулся:
– Если быть до конца откровенным, нас действительно интересует то, о чем вы говорите.
– Только прав у вас на это никаких нет.
– Тем не менее, если бы не мой рассказ, вы не узнали бы о завещании Ришле. Даже ваша жена, будучи вписанной в него, не узнала бы ничего об этом факте.
– Что вы ему пообещали?
– Пообещали?!
– Сомневаюсь, что поверенный показал вам завещание, ничего не требуя взамен.
Он снова внимательно посмотрел на меня и покачал головой. Казалось, он в чем-то пытается убедить самого себя.
– Хорошо. Пожалуй, я расскажу вам. Мы стали его представителями в Японии. Прибыль мы поделим с ним в определенной пропорции.
– Прибыль? Откуда взяться прибыли? Я же сказал: у вас нет никаких прав.
– Господин Акияма, вероятно, вы чего-то не понимаете. Вы не находите, что ваши суждения несколько однобоки, учитывая тот факт, что я предоставил вам ценную информацию?
– Не нахожу.
– Отчего же?
– Я чувствую себя участником азартной игры.
– Что это значит?
– Ты показал еще одну карту.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103