- Жид этот, Мендель, во всем виноват. Ты пойми, сынок: когда жид у тебя, дворянина и русского человека, отнимает самое дорогое - мамочку нашу...
И зарыдал надрывно. Женя ничего не понял, но словечко "жид" запомнил, благо на Лукьяновских улицах звучало оно и днем, и утром, и вечером. Потом заметила старшая девочка, Люда: брат не в себе, отец чернее ночи, мать все время кричит, срывая голос, и норовит заехать скалкой куда побольнее. Затащив брата в сарай, стала пытать - что и как - и допытала: "жид". Он отбил мамку у батяни. Усмехнулась люто:
- Ты, Женька, замри до времени. Никому ни слова. Нишкни. А я придумаю, какой им учинить погром.
В устах десятилетней девочки прозвучало многообещающе. Нет ничего страшнее и необратимее детской мести. Она неожиданна, мгновенна и непоправима.
...Но Мендель в жизни Веры давно уже стал прошлым. После столкновения с мужем в сарае решила: хватит. Надо быть изворотливее, умнее и напористей. Зачем ей Бейлис? Он - отработанные на пирогах дрожжи, эти дрожжи ничего уже не заквасят. Не так следует учить супруга, не так. Не то обидно, что муж застает тебя с другим, нормальным мужчиной, - пусть и с пейсами. А вот как посмотрит Васька, когда узнает (а смысл именно в том, чтобы узнал, ирод!), что переплетается евонная женушка со слепым калекой, но не просто, а в пароксизме дикой страсти! Словечко это Вера вычитала в каком-то рассказе Мамина-Сибиряка, найдя книжку на помойке во дворе, куда ее, должно быть, выкинула сиделица винной лавки Малицкая, хозяйка дома, в котором квартировали Чеберяковы на втором этаже. И, выполняя задуманное, в тот же вечер зашла к Павлу Мифле (ближнему соседу, слепому инвалиду без ноги) "на огонек" - как кокетливо объявила при входе. Бедолага обрадовался, приволок чайник, но, услышав разочарованное "а я думала...", тут же водрузил на стол бутылку "Смирновской" и хорошую закуску.
- Откуда же у вас деньги? - осведомилась Вера, нанизывая на вилку кусочек излюбленной осетрины. - И водка первый сорт!
- О-о, деньги... - меланхолично повел рукой Мифле. - Что деньги, сударыня... Миром правит любовь... А я, верьте на слово, будучи очень крепким мужчиной и очень способным к высокому чувству и не менее высокому действу - вот, пропадаю, пропадаю и совсем пропаду, если, конечно, не найдется доброй души...
- Она уже нашлась... - всхлипнула Вера, резво усаживаясь на колени хозяина. - Я та самая девочка, из ваших грез! - и впилась ему в губы ошеломляюще жарким поцелуем.
- О-о... О-о... - стонал Мифле. - Мои немецкие родители учили меня, что эти... это... Оно должно быть невидно, незримо, тихо и вскользь, дабы не потревожить общественное мнение...
- Да? - спрыгнула, подлетела к окну, распахнула: - Господа! Господа! Это я! Я в дому у Пашеньки! Мы любим друг друга, а на подлого Ваську мне решительно наплевать!
Смелая была женщина, Вера Чеберякова...
На следующее (после встречи с Мищуком в особняке Охранной полиции) утро, позавтракав вто ропях, Красовский отправился на соседний с Большой Житомирской Киевский проулок - там, неподалеку от Духовной семинарии, нанимал он за казенный счет квартиру - для встречи с осведомителями, а когда возникала нужда - и для маскарадного переодевания. Обладая недюжинным актерским даром, Красовский являлся в общество босяков, побирушек, мелкого и среднего ворья, а также и записных фармазонов в доску своим и всегда именно в той одежде, какая принималась и поощрялась, была в обычае данной преступной группы или сообщества. Для этого у Николая Александровича существовал целый гардероб: блузы, пиджаки, сюртуки, рубашки, панталоны и обувь всевозможнейшая. В глубинах преступного мира пристав Красовский был известен отнюдь не как трудник Сыскной, а как "вор в законе Сытый", фармазон (мошенник) Спитой и много еще как. Самое удивительное состояло в том, что, обладая нормальной семьей и детьми, квартирой в центре Киева, кругом знакомых, - Николай Александрович ни разу не влип, не попался с поличным - особенно ворам, не засветился и не был "срисован" преступниками. Он и сам плохо понимал, как это ему удавалось столько лет подряд... Зайдя в квартиру и убедившись, что вокруг (квартира размещалась в одноэтажном кирпичном домике посередине голого поля, что было особенно удобно для наблюдения) никто не шастает - переоделся под франтоватого "щипача" карманного вора на рынках и по трамваям, загримировался деликатно (грим держал французский) и отправился на промысел. Что и как станет делать, пока не знал - это зависело от случая, удачной встречи и еще от тысячи разных причин, о которых распространяться можно долго, но которые так редки в сыскном деле. Удача - она царица розыска (о мозгах, тренированных и образованных, что и говорить - Красовский таковыми обладал в избытке!), но одно пристав знал твердо: эта самая удача не приходит к кому попало. Она девушка капризная и любит терпеливых и настойчивых. Вернувшись в проулок, Красовский кликнул извозчика и распорядился ехать на Контрактовую площадь, на Подол. Там, среди будок, палаток, прилавков и торговых домиков решил погулять в толпе, прислушаться к разговорам, выудить полезную информацию. Ехали быстро, молодой извозчик с певучим говором - недавний сельчанин, наверное, косился неодобрительно через плечо:
- Не мое дело, только вы, я так располагаю, чистить станете?
- А тебе жалко?
- Да не-е... Раззява должен быть наказан, да ведь вы, поди, у любого подметки срежете?
Красовский ухмыльнулся: так всегда бывало. Его все принимали за своего. Особый дар...
Контрактовая встретила круговертью, шумом и гамом,- два чиновника выбирали стулья с плетеными спинками, один сел для пробы и провалился, после чего оба бросились колотить торговца-обманщика.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88