Отложив в сторону карты и задув свечи, она сказала, чуть не плача: "Я же не виновата, что всем вам выпадает дальняя дорога и ранняя печаль".
Время подтверждает, что гадать она все-таки умела...
В этом гостеприимном доме Дасаев бывал частенько, начиная со второго курса и до самого окончания техникума. У Роберта была труднопроизносимая для европейского слуха фамилия -- Тлеумухамедов. Его отец, крупный седой мужчина в годах, казах, был женат на его матери, татарке, вторым браком, и эта разница в возрасте чувствовалась, как и его удивительно внимательное отношение к жене. В любви рождаются красивые дети, гласит старая истина, вот и сын у четы вырос видный, не только внешностью взял, но и характером.
Роберт, спортсмен по природе, прекрасно играл в баскетбол -- увлечение по тем временам новое, и это он втянул Рушана в бокс. Но главное другое --Роберт, кажется, был первый и долгое время единственный стиляга в их провинциальном городе, при нынешней раскрепощенной моде и нравах осознать сей факт довольно сложно.
Семья Тлеумухамедовых появилась в Актюбинске не так давно, -- переехали они с Урала, -- и в рассказах Роберта Магнитогорск, где они жили прежде, виделся Рушану долгие годы чуть ли не как Чикаго, потому что все их разговоры были связаны с джазом. Тогда, в середине пятидесятых, в первое пришествие рок-н-ролла в нашу страну, ребята влюбились в него сразу и навсегда. Как завороженные, они произносили имена Армстронга, Эллингтона, Дези Гилеспи, Глена Миллера. Никто бы не убедил их тогда в том, что рок-н-ролл когда-нибудь умрет, и сегодня, во второе его пришествие, когда первые поклонники уже собираются на пенсию, а его танцуют и слушают их дети и внуки, они запоздало гордятся своими юношескими пристрастиями. И на вопрос какого-нибудь юнца, которому кажется, что мир был сотворен лишь вчера, слышал ли батя Элвиса Пресли, тот не без внутренней гордости спокойно отвечает: "Да, сынок, тридцать лет назад". Все в мире повторяется...
Осмысливая то, что он хотел бы запечатлеть в "книге" о своем времени, Рушан вдруг обнаружил, что действительно все в мире повторяется и ничего нового он сказать, пожалуй, не может. Все банально до невероятности, все было до него десятки, сотни раз, будет и после него, сюжет любой книги укладывается в несколько слов: в некую девочку с голубыми бантами, или без них, влюбляется некий мальчик. И, как обычно, такая любовь безответна. И лишь когда время утечет у обоих, как песок из старинных часов, оно подтвердит запоздало усталой женщине, что это и была единственная любовь, дарованная ей свыше, а все поиски принца и неземной страсти -- бессмысленная тщета. Не зря ведь сказал известный американский писатель Курт Воннегут: "Все книги пишутся ради одной женщины". Все так, или приблизительно так, хотя возможны варианты. А между всем этим -- только дальние дороги, как всегда в России -- без тепла и уюта, и печаль, разлитая по всей жизни, -- и ранняя, и поздняя...
Это открытие сначала повергло Дасаева в уныние, и на какое-то время он оставил свои экскурсы в прошлое. Но от него не так-то просто было отвязаться, отойти, забыть. Прошлое настойчиво пробивалось сквозь сегодняшний день, словно опасаясь, что он забудет все, перестанет вспоминать, и тогда уж оно, его прошлое, умрет безвозвратно. Умрет, истает, как каждый уходящий день его жизни. И он вновь вернулся к своим ежедневным воспоминаниям, вороша и тревожа прошлое...
Рушан уже давно смирился с тем, что уйдет из жизни, не оставив заметного следа, -- труд его всегда был коллективным и отнюдь не выдающимся. Ведь не мог же он сказать, что построил, например, Заркентский свинцово-цинковый комбинат, поскольку его возводили тысячи людей, сотни прорабов.
Но ведь была у него, Дасаева, своя жизнь, и он любил, мечтал, ждал, --вот об этих сбывшихся и несбывшихся надеждах ему и хотелось оставить память, чтобы не ушло все это вместе с ним в никуда. И после некоторого перерыва он вновь стал подолгу простаивать по вечерам у окна, читал и писал одновременно книгу без начала и без конца, где все старо, как мир, где в девочку с голубыми бантами и нотной папкой в руке с первого взгляда влюбился провинциальный мальчик...
На Почтовой, 72 Рушан бывал часто, особенно последние два года учебы, когда очень сблизился с Робертом. Наверное, в его воспитании, мировоззрении и взглядах этот дом сыграл немалую роль. А любовью к спорту, джазу, своими вкусами и манерами он, конечно, во многом обязан Роберту.
Мать Роберта вела домашнее хозяйство, хотя до замужества преподавала литературу. Дом сиял чистотой, поражал гостей диковинными цветами на подоконниках, но Рушану больше всего запомнился запах пирогов. Там всегда что-нибудь пекли! Какой бы компанией не вваливались к ним в дом --перво-наперво усаживали всех за стол: возможно, родители помнили свое голодное студенчество. Там часто отмечали праздники, дни рождения, собирались по поводу и без повода. В доме не смолкали споры, смех и, конечно, едва ли не с утра до вечера гремела музыка. "Кажется, Армстронг поселился у нас навсегда", -- шутил Бертай-ага, отец Роберта. Он часто присоединялся к их спорам, но никогда не подавлял их своим авторитетом, не ссылался ни на возраст, ни на свое образование, а он до войны успел закончить Ленинградский университет и защитить кандидатскую.
Бертай-ага не разделял фанатичное увлечение сына джазом, но и не подавлял его интересов. А они-то знали, что в горкоме ему уже не раз пеняли на пристрастие сына к буржуазной культуре.
Как мечтали отцы города в ту пору подстричь всех стиляг под нулевку! Возможно, будь в городе другой прокурор, и подстригли бы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125