Вождя революции и мирового пролетариата, попав­шего в пикантную ситуацию, выручил, не торгуясь, Шараф Рашидов. Так памятник появился в Ташкенте. А оставшуюся без пьедестала скульптуру Ильича Арипов сумел выпросить у свое­го друга. Конечно, он возжелал добыть памятник не из-за горячей любви к Ильичу, а хотел доказать влиятельным секре­тарям обкомов, что Аксай второе по значению после Ташкента место в Узбекистане. Рядом, в тени бронзового вождя, в уютном скверике, обсаженном густым кустарником, имелся просторный айван, крытый ручной работы текинским ковром кроваво-крас­ного цвета. На нем, как рассказали ему в первый приезд, подолгу сиживал с четками в руках сам хан Акмаль – думу великую думал, наверное, как по-ленински жизнь в Аксае организовать. В его отсутствие на этом месте появлялся двойник, напоминавший землякам, что хозяин все видит, все слышит, но вот какие думы думал он, трудно представить. В прошлый раз Сухроб Ахмедович прямо на это лобное место, на кроваво-красный ковер, и вышел из вертолета. И сейчас ему захотелось вновь глянуть на аксайскую Красную площадь, и он попросил Исмата проехать мимо памятника, на что шофер глубокомыс­ленно и важно ответил:
– А Красную площадь, Ленина в Аксае объехать невозмож­но, так задумано, – видимо, золотозубый вассал повторял лю­бимую фразу хозяина.
Еще они не выскочили на простор Красной площади, как Се­натор невольно ахнул – перед ним напротив знакомого силуэ­та памятника Ленину высилась почти законченная мечеть. Только строительные леса кое-где и японский автокран «Като» с пневматической выдвижной стрелой у одного из минаретов указывали, что там еще идут какие-то работы. Подъехав ближе, он удивился еще больше: Ленин с призывно поднятой рукой напротив высоких, резных дверей мечети словно страстно при­зывал правоверных на утренний намаз, от этого ощущения невозможно было избавиться, гость почувствовал это сразу. Странно, но пугающая громадность площади, которую он ощутил в прошлый раз, в долгом ожидании аудиенции, сейчас пропала, мечеть удивительно гармонично вписалась в нее, убери даже Ленина с высокого гранитного пьедестала – пропали бы про­порции, соразмерность двух культовых сооружений, словно хан Акмаль некогда специально замыслил ежедневно, еженощно унижать борца с «религиозным дурманом».
С первого взгляда чувствовалось, по крайней мере для Сена­тора, что мечеть спроектировал талантливый человек, совре­менный, такие сооружения он встречал только за рубежом: в Турции, Кувейте, Саудовской Аравии, наши, знакомые ему по Бухаре, Самарканду, Хиве, Хорезму, явно проигрывали этой, вобравшей в себя весь современный архитектурный изыск. Вы­соки, стройны и изящны, ажурны были оба минарета, наверняка оснащенные мощной аудиоаппаратурой. А купола главного мо­лельного зала и крытого двора мечети серебристо блестели хорошо отполированной цинковой, жестью. Особенно хороша, словно морская волна или чешуя какой-то диковинной громад­ной рыбы, оказалась жесть на перекрытиях внутреннего двора, где опорами служили резные прямоствольные корабельные ли­ственницы.
Заметив интерес гостя, Исмат притормозил «Волгу». Сенатор не стал выходить из машины, только приспустил оконное сте­кло. Мечеть действительно понравилась ему, жаль, подобной не строилось в Ташкенте, в нее он обязательно вложил бы деньги, на открытие такой красавицы наверняка прибыл бы сам муф­тий. Но вслух он спросил:
– Кто же задумал богоугодное дело: власти, народ, духов­ное управление?
– Нет, Сухроб-ака, не отгадали. Это Сабир-бобо, в нее он вложил все свои сбережения, он – человек богатый, вся казна хана Акмаля у него в руках, но деньги нужны были лишь в начале. Теперь подключились все: и народ, и власть, везут и несут день и ночь, и деньги, и материалы, и оборудование. И вам бы следовало сразу объявить о каком-нибудь подарке на обустройство мечети, старику приятно будет.
– Наверное, он решил открыть мечеть в день освобождения хана Акмаля. А может, он даже назовет ее именем, своего ученика?
– Хорошо, что вы об этом заговорили. Мечеть – самая большая радость в жизни старика и самая большая его тревога. Он спит и видит, что мечеть назовут его именем, оттого он дважды подряд хадж в Мекку совершил, чтобы не оказалось в крае конкурентов по святости, готов он и в третий раз поцеловать святой черный камень Каабу. Из святых мест он и привез домой проект этого великолепного молельного дома. Один паломник, оказавшийся известным архитектором из Стам­була, с ним старик случайно познакомился в Медине, подарил его, обещал приехать на открытие. Все вокруг, зная Сабира-бобо, его преданность хану Акмалю, считают, что мечеть он строит в его честь, но это совсем не так. Старику очень нравит­ся, когда его спрашивают: как ваша мечеть? Как мечеть Сабира-бобо? Учтите это, если хотите что-то заполучить от него.
– Спасибо, Исмат. Это очень важная для меня информация. Мне действительно лучше потрафить старику, от него многое теперь зависит в моей судьбе.
Прежде чем отъехать с площади, Сенатор еще раз глянул в сторону памятника, но сколько ни вглядывался, айвана в тени бронзового вождя не было, значит, в перестройку одним «свя­тым» местом в Аксае стало меньше. Глянул он и в сторону четырехэтажного здания правления агропромышленного объ­единения, принесшего столько славы, наград и доходов хану Акмалю, хотел спросить у Исмата, демонтировали ли грузовой лифт для автомобиля Арипова, на котором тот поднимался прямо к себе в приемную, но в последний момент передумал. Лифт, конечно, как и айван, давно демонтировали и продали на сторону, и скорее всего какой-то более удачливый чиновник из новой «перестроечной» волны смонтировал его у себя в особня­ке, нынче быстро строятся не только мечети.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122