По отношению к происходящему, к тем или иным людям Таня, будущий юрист, догадывалась, кто ей близок и кому она подхо­дит. Своим героем, задолго до личного знакомства, Шилова в душе называла Камалова. Когда перед дипломной практикой ей как лучшей студентке курса предложили место на выбор, она, конечно же, выбрала прокуратуру республики. Ей хотелось поработать вблизи человека, чьи взгляды она разделяла, а дей­ствия одобряла. Позже, анализируя свои отношения с прокуро­ром Камаловым, Татьяна назвала этот выбор судьбой.
Практику она проходила в следственном отделе, на первом этаже прокуратуры, а кабинет Камалова располагался на чет­вертом, и она сожалела, что не имеет возможности видеть его. Работой ее завалили сразу, в следственном дел всегда непоча­тый край. Таня приходила на работу на час раньше, минут на десять опережая Камалова, и сразу бежала к окну, боялась пропустить его приезд. Когда она увидела его в первый раз, он показался ей гораздо моложе своих лет – несмотря на раннюю седину, подтянутый, быстрый; решительность, независимость чувствовались в каждом движении, шаге. Одевался он с не­брежной элегантностью, и во всем его облике, манерах чув­ствовался «человек не отсюда». Позже, узнав, что большую часть жизни он прожил в Москве и Вашингтоне, и даже год с небольшим в Париже, Таня порадовалась своей проницатель­ности.
За всю практику они ни разу так и не встретились лицом к лицу. Он, конечно, не догадывался о существовании практи­кантки, своей единомышленницы, всегда желавшей ему удачи. И случайное приглашение в знаменитый ресторан «Лидо», куда она пошла с одним из молодых сотрудников прокуратуры, и тот разговор, невольным свидетелем которого она там стала, хотя говорили по-узбекски, собеседники наверняка не догадывались, что Татьяна владеет этим языком, теперь трудно назвать случаем.
Из беседы, состоявшей из недомолвок, недоговоренностей, где часто упоминался некто зашифрованный под именем Ферганец, Татьяна почувствовала, что из прокуратуры утекает какая-то информация, служебная тайна, она ощущала это сердцем, ибо уже отдавала себе отчет, где работает. Ныне тот поход в ресторан она не считала случайным, а чем-то предназначен­ным ей свыше, чтобы как-то уберечь, обезопасить человека, к которому испытывала уважение и симпатию.
В тот вечер в «Лидо» она не придала особого значения тайному разговору, невольной свидетельницей которого оказа­лась, но стала остерегаться человека, пытавшегося за ней ухаживать. А когда во время ферганских событий, связанных с турками-месхетинцами, она узнала из газет о покушении на Камалова на трассе Коканд-Ленинабад, тот давний разговор, которого она не забыла, вызвал тревогу. Через несколько дней, когда произошло новое покушение, уже в Ташкенте, где погибли его жена, сын, Татьяна поняла, что в разговоре речь шла о Камалове. Уже работая в прокуратуре, она спросила у одного из коллег, откуда родом наш прокурор республики. И получила ответ – ферганец. И тогда случайно услышанные разрозненные фразы, недомолвки обрели ясность: да, разговор касался Камалова-Ферганца. Недели три не решалась пойти в больницу и рас­сказать о своих подозрениях Камалову, словно чувствовала, что с этим шагом круто изменится ее жизнь. О ценности своего сообщения она догадалась сразу, предатель в прокуратуре и был главным недостающим звеном в расследовании прокуроpa, посвятившего годы борьбе с оборотнями в милиции. Проку­рор, выслушав ее, тут же достал из прикроватной тумбочки пухлое досье и, показав ей фотографию, спросил, не этот ли джентльмен подсаживался к ним за столик. Ее ответ словно склеил две половинки фотографии незнакомого человека.
После этого разговора с Камаловым она уже месяц работала в прокуратуре республики. По странному стечению обстоя­тельств, она занимала тот же самый кабинет на первом этаже, где проходила практику. Сейчас она тоже стояла у окна, ибо знала, что ее шеф, Уткур Рашидович, начальник отдела по борьбе с мафией, поехал за прокурором в больницу. Почти через полгода Ферганец, на котором уже кое-кто поставил крест, возвращался в свой служебный кабинет. На улице у про­куратуры, как обычно, выстроились ряды машин, возле них прохаживались незнакомые люди. «Каждый из них может быть охотником за прокурором», – сказал вчера полковник, невольно бросивший взгляд в окно. Неожиданно подъехала машина про­курора. Первым выскочил Нортухта, водитель, парень, прошед­ший Афган, это с ним Камалов одолел банду наемных убийц на трассе Коканд-Ленинабад. Афганец мгновенно повернулся спиной ко входу и быстрым взглядом окинул ряды машин. Под тонкой пижонистой замшевой курткой внимательный человек легко углядел бы оружие и понял, что парень пользоваться им умеет.
Камалов взглянул на высокое парадное и стал медленно одолевать мраморные ступени, чувствовалось, каждый шаг да­вался ему нелегко. Она разглядела его осунувшееся лицо, свежий рваный шрам, пересекавший высокий лоб, отметила, что он зарос, похудел и стал походить на голливудских киногероев, но она тут же устыдилась такого пошлого сравнения. По лестни­це поднимался мужчина, настоящий мужчина, шел, чтобы дове­сти начатое дело до конца. Она не заметила, как губы сами прошептали: «Храни вас Господь!»
Газанфар Рустамов, прокурор отдела по надзору за исправи­тельными учреждениями Узбекистана, пребывал в скверном настроении. Третью неделю подряд не везло в карты, улетучи­лись с риском добытые деньги на машину. Во всех зонах и тюрь­мах, то тут, то там, возникали стихийные бунты, захватывали заложников, участились побеги, и ему приходилось мотаться из края в край республики, исправительно-трудовые колонии рас­полагаются все-таки не в курортных местах.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122