Поэтому он еще раз позвонил на первый этаж Шиловой.
– Татьяна, – обратился он к ней сразу, ибо она сегодня уже была у него с пакетом от Шубарина. – Ты давно видела своего подопечного?
– Дня три прошло, – отвечала Шилова, понимая, что шеф специально не называет фамилию Газанфара.
– Мне важно знать его самочувствие, настроение, ближайшие планы. Многие наши сотрудники, и он в том числе, разъезжаются на обед кто куда. Сейчас в Ташкенте много мест, где можно приятно покушать. Он часто ездит на Чорсу, к уйгурам на лагман, напросись с ним в компанию.
– Хорошо, Хуршид Азизович, спасибо за идею, мне дейст­вительно давно лагмана отведать хочется, – пошутила Шилова и положила трубку. Смутная тревога за Газанфара все-таки не убывала, и он пожалел, что нельзя сейчас, сию минуту, выписать ордер на его арест, только тогда он мог быть спокоен за жизнь Рустамова.
Обедал прокурор в Белом доме, куда его неожиданно вызвали в связи с разрабатывавшимся проектом по борьбе с преступностью и где он встретился с парламентариями, юристами, участвующими в создании новых законов. Когда он появился в прокуратуре, помощник предупредил, что звонил генерал Саматов, и Камалов набрал номер шефа службы безопасности республики.
– Я ознакомился с присланными бумагами, – сказал генерал, – они действительно требуют безотлагательных действий, и если располагаете временем, приезжайте сейчас же, обговорим наедине. На шестнадцать часов я пригласил двух толковых экспертов и од­ного правоведа-международника, вам наверняка понадобятся их консультации.
– Пожалуй, не обойтись, – согласился прокурор, обрадован­ный тем, что генерал поддержал его рисковую затею, и поспешил добавить: – Минут через десять я буду у вас.
Вышел Камалов из главного здания бывшего КГБ на Ленин­градской, когда уже стемнело. Возвращаться в прокуратуру было бессмысленно, хотя дел там накопилось невпроворот. Как только отъехали от резиденции Саматова, он набрал номер телефона Шубарина на работе, дома – телефоны молчали. Тогда он вспом­нил про «Мазерати» и набрал номер в машине. Бодрый голос Шубарина, который он теперь вряд ли спутал бы с чьим-то другим, ответил: слушаю вас…
Камалов сообщил, что разрешение на операцию получено всего десять минут назад, после долгих дебатов и споров, и что к нему завтра в банк, в первой половине дня, занесут пакет, где содержат­ся перечни вопросов, на которые нужно четко и ясно ответить или хотя бы прояснить их. После чего он должен будет встретиться с человеком, который даст окончательное «добро».
– А пока оформляйте документы на выезд, на себя и на жену, – сказал прокурор напоследок, и они тепло распрощались.
С этой минуты операцию «Банкир», как назвали ее на Ленин­градской, можно было считать запущенной.
В Москве Сенатор убедился, что столичные адвокаты не зря получали президентские гонорары, путь хана Акмаля на свободу оказался прорублен связями и деньгами. Особенно помогла пос­ледняя, мощная долларовая инъекция. Сработали и правильно выработанные стратегия и тактика, решалось все на высоком, официальном уровне, и письма-ходатайства из Верховного суда и Верховного Совета Узбекистана, настоящие и подложные, при­шлись весьма кстати, без них и взятки не помогли бы, все делалось как бы законно. Формальности и задерживали день выхода хана Акмаля из тюрьмы, неожиданно понадобился человек из Верхов­ного суда Узбекистана, который должен был официально принять все шестьсот томов обвинения, а к ним еще и кучу сопутствующих бумаг, хранящихся в разных ведомствах и в разных концах Моск­вы. Только чтобы вывезти их, требовалась бригада грузчиков, транспорт и большегрузный контейнер, с размахом попирал на свободе законность верный ленинец. И те, кто передавал «томов громадье», и кто принимал, отлично понимали, что увесистые кипы свидетельских показаний и бесстрастные заключения экспер­тов отныне никому не нужны, но протокол есть протокол, а если откровенно, чем крупнее взятка, тем пышнее всякий официоз, камуфляж. Сенатор понял, что в неделю, десять дней, как он рассчитывал, не уложиться, а ведь Шубарин тоже установил жест­кий срок, и срок этот ему очень хотелось продлить.
Ведь в отпущенное Шубариным время он собирался расправить­ся с ним или хотя бы нейтрализовать его, а бесценные дни уходили на хана Акмаля. Правда, Сенатор чуть ли не каждый день звонил в Ташкент, то Миршабу, то Газанфару, но существенных, жела­емых событий не происходило, Талиб по-прежнему находился в Москве, и о планах Камалова Почтальон не ведал. В последний раз Газанфар обмолвился, что, возможно, объявится в Москве на каком-то совещании и попытается отыскать Талиба в первопре­стольной. Но с чем бы он пришел к вору в законе? Удачный повод, причина пока не давались ему в руки. Нервничал в Москве Сена­тор, нервничал, и это заметили окружающие его люди, особенно московские адвокаты хана Акмаля, с которыми он, как угорелый, носился по столице. Не мог же он сказать им в открытую о своих проблемах и как бы это прозвучало – я должен убить генераль­ного прокурора Узбекистана Камалова и видного в республике банкира Шубарина? Поневоле занервничаешь, если желания тако­выми и были на самом деле.
Так не хотелось Сенатору, чтобы Шубарин через десять дней натравил на него людей, с чьими тайнами он расставаться не желал, как не желал и признаться в том, что украл их. Он надеялся, верил, что обязательно найдет выход из тупика, а для этого требовалось одно – время. Зная характер Шубарина, открыто, по-русски объявившего: иду на вы, – он не сомневался, что в день истечения срока ультиматума тот позвонит ему домой, а если он не вернется из Москвы, то Миршабу, и, конечно, спросит – как вы решили поступить?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122