Это было свинство, конечно, — так отвлекаться от дела из-за сладкого, — но я тут же сказала себе, что сладкое стимулирует работу мозга, а значит, мне сейчас просто необходимо. И кивнула.
— Вот и класс. — Он повернулся к тут же подскочившей официантке, кажется, следившей за каждым его движением, заказывая ей пирожное с кофе. — Ты лучше скажи — как жизнь вообще?
— Неплохо. — Я покивала, снова закуривая. Решительно разминая сигарету в пепельнице, как только передо мной оказались невероятной красоты корзиночка и чашка с ароматным кофе, «Айриш крим», судя по запаху. — Да, я тебя что хотела попросить — чтобы ты мне объяснил кое-что. Вот был банкир, работали с ним какие-то большие люди — и вдруг банкира убивают. Если не они сами его убрали — они ведь заинтересованы найти того, кто это сделал, они же деньги потеряли? фактически это был вопрос о том, не бандиты ли убили Улитина.
Закамуфлированный немного — но не настолько, чтобы его не понять. Так что я не сомневалась, что он все понял — и сейчас обдумывает ответ.
— Наверное, так. — Тон его был абстрактно-равнодушный, словно он рассуждал о далеких от него, чисто теоретических вопросах. — Если деньги им помогал зарабатывать — наверное, так.
Он сделал паузу, и я взяла в руки аккуратную вилочку, разламывая пирожное, отправляя в рот первый кусочек, замирая от наслаждения. Отвлекаясь на мгновение от всего на свете — и очень неохотно возвращаясь обратно. Потому что живущий во мне солдат удачи напомнил, зачем я здесь — и зачем я согласилась на сладкое.
— Восхитительно! — Я округлила глаза, высунула кончик языка, облизывая им губы, всем видом показывая, какое удовольствие получила. — Правда восхитительно. Да, а там у вас… Ты ведь все знаешь — может, слышал, кому банкир мог не угодить? Слух какой-то, может, был — мне ведь фамилии и имена не нужны, мне бы слуха хватило более чем. Не то обидно — столько работы, столько встреч, а даже вывод в материале сделать не могу. Не поверишь — ем пирожное, такая вкуснота, а все равно банкир этот в голову лезет. Даже обидно. Ни едой насладиться, ни о чем другом спокойно подумать, ни поспать даже как следует…
— Ты наркоман натуральный со своей работой! — Он хохотнул, но глаза не улыбались, он, кажется, все думал, дать мне наводку или нет. В конце концов, я ведь подчеркнула, как для меня это важно, — хотя бы туманный намек, хотя бы полслова. И мне почему-то казалось, что он что-то слышал о смерти банкира — или пытается что-то вспомнить. — Слушай — хочешь, я тебе мужика найду богатого, чтобы ты эту работу к черту бросила и нормальной жизнью пожила, без суеты и с деньгами хорошими?
Я вдруг подумала, что, несмотря на давнее знакомство, у нас с ним никогда ничего не было — что с учетом моей симпатии к нему и моего отношения к сексу просто удивительно. Правда, в тот доотсидочный его период я к нему относилась только как к фанатику карате — но зато потом воспринимала исключительно как мужчину. Хотя никогда с ним не кокетничала всерьез — именно потому, что помнила его другим. А он мне симпатизировал всегда — и раньше на меня поглядывал, а уж после отсидки особенно.
Но почему-то так ничего и не было — совсем. Намекни он или прояви настойчивость — наверное, я бы не раздумывала. А он не проявлял — смотрел иногда так чисто по-мужски, разглядывал порой откровенно, но молчал. Может, потому, что я у него ассоциировалась с тем периодом жизни, когда он меня воспринимал как члена своей каратистской семьи — и секс со мной был бы для него чем-то вроде инцеста? Так что получалось, что оно помешало нам, карате, стать ближе — и ему мешало, и мне.
— Я подумаю, — пообещала с улыбкой. — Вот материал напишу — и подумаю.
Если ты себя имел в виду…
— Ну ты бизнесмен! — просквозившее в голосе восхищение хотя бы частично было искренним. — Как вцепишься — не оторвешь тебя. Не знаю я, Юль, насчет твоего банкира — ну откуда мне такие вещи знать?
— И в самом деле. — Я посмотрела на него с улыбкой, как бы говоря, что уж передо мной не стоит изображать законопослушного гражданина. Да, он никогда не подчеркивал при мне, кто он, не разводил пальцы веером и не употреблял никаких жаргонных слов — как и положено серьезному человеку, — но я знала, кто он, а он знал, что я знаю. — И в самом деле…
— Да ладно тебе! — Он ухмыльнулся, показывая, что все это шутки. И вдруг посерьезнел — значимо так посерьезнел. — Слышал я кое-что про Улитина.
Слышал, что люди с ним одни работали солидные — когда он банк возглавлял. И что когда его поперли из банка, то и их поперли — они ж не банк держали, у них чисто с ним завязки были. Но они и потом с банкиром работали, все нормально у них было. Короче, ни при чем те люди. Может, он с кем другим после них завязался — но про это я не слышал…
Он замолчал, а я, забыв про остававшийся на тарелке крошечный кусочек пирожного, ждала продолжения. Но время тянулось, а он молчал — будто вправду ничего больше не знал. Хотя мне, если честно, показалось, что это просто отмазка — слова, сказанные специально для того, чтобы я от него отстала.
— А с теми людьми, о которых ты говоришь, — с ними встретиться никак нельзя? — Ход был чересчур прямолинейный, но других не осталось. Хотя он сделал вид, что не услышал вопроса, — он внимательно изучал собственные часы, словно высчитывал, во сколько ему надо уйти отсюда, дабы успеть на следующую встречу.
И словно получалось, что ему уже пора бежать. — Нет, правда — может, они узнают, что такая статья готовится, и решат, что есть у них свой интерес? Ну представь — я напишу, что, возможно, братва его убрала, а им это ни к чему, или знают они, кто мог это сделать?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152