Плюс пустые глаза и мат через слово.
Классика жанра, так сказать. Типичное рядовое бычье, отмороженное, как говорится, на всю голову.
Испугайся я, они хотя бы одну свою угрозу в исполнение привели. А обещали мне много чего — отвезти на квартиру и изнасиловать, порезать лицо, затолкать в разные отверстия пустые бутылки. Не знаю, было ли у них чем меня насиловать — до этого не дошло, к счастью, хотя руками меня похватали вдоволь, хорошо еще, что я юбок не ношу. А вот нож мне демонстрировали, даже по лицу им проводили и чудом не выкололи глаз, когда машина затормозила резко.
Во мне нет ничего геройского и никогда не было — я просто не могла понять, что происходит, веря, что меня с кем-то спутали и сейчас отпустят, как только я покажу удостоверение. А когда поняла наконец, кто их послал, — они, идиоты, этого и не скрывали, просто выражались очень бессвязно, вот я и не поняла сразу, — пугаться было поздно, я ведь уже сидела там, и слушала все это, и нож видела. И я только кивала тупо, когда мне говорили, что моя статья, которая вышла, нанесла финансовый ущерб одному хорошему человеку, так что я попала на большие деньги и мне придется переписать на них квартиру. А если этого не хватит, то меня продадут, кавказцам в рабство — тем блондинки нравятся — и я буду отрабатывать долг в койке. А если скажу кому-то хоть слово, то меня убьют просто, для начала со мной позабавившись.
И единственный для меня выход из ситуации — это в течение недели написать другой материал, в котором пострадавший от меня будет выведен как крайне положительный персонаж. И тогда, может быть, меня простят. Но если через неделю статьи не будет, меня ставят на счетчик и вдобавок будут иметь каждый день всем кагалом. А если ее не будет через две…
Все длилось достаточно недолго — минут двадцать, я думаю. Потому что высадили меня в районе «Белорусской» — от моего дома каких-то пять минут езды.
Но день был будний, пробки кругом, и, видно, им не хотелось торчать со мной в машине в этих пробках — вот и высадили, не доехав до Тверской. Живи я где-нибудь на окраине, да даже на Ленинском или Кутузовском, где движение посвободнее, возможно, все кончилось бы для меня хуже и меня таки отвезли бы куда-нибудь, дабы преподать первый урок, — а тут просто высадили. Сказав, что через неделю мы поговорим по-другому.
Они все еще торчали в пробке, проползая по метру в минуту, а я стояла на тротуаре и смотрела им вслед. Все еще не веря, что это произошло со мной — со мной, великим журналистом, спецкорреспондентом популярнейшей газеты. Я о таких людях писала, с которыми этот мошенник рядом не стоял, — и писала похуже, чем о нем, и ничего, максимум намеками на возможные последствия дело ограничивалось. А тут, на пустом, можно сказать, месте, в абсолютно стандартной ситуации, от которой и не ждала-то ничего, — и на тебе.
Только когда потрепанный темно-синий «опель» скрылся из виду, меня передернуло всю — сильно так, словно ток под огромным напряжением через меня пропустили. Все, что накопилось за время, так сказать, общения с этими уродами, выплеснулось сразу — и так меня тряхнуло, что проходивший мимо мужик отшатнулся даже. Может, подумав, что я припадочная. По крайней мере лицо у меня, наверное, было такое, что можно было испугаться. А потом я развернулась и медленно пошла обратно, в сторону дома, тупо глядя под ноги, с трудом удерживая в дрожавших пальцах сигарету.
О статье, опровергающей предыдущий мой материал и воспевающей этого придурка, даже не стоило думать — я бы не написала ее, во-первых, и никто бы не стал ее печатать, во-вторых. Писать о том, что мне угрожают, равно как и обращаться в милицию, не имело смысла — я не могла доказать, что угрозы исходят именно от этого юного махинатора, и не сомневалась, что милиция меня не защитит, а эти уроды вполне способны привести свои угрозы в исполнение, это по ним было видно. И то, что ровно через неделю они снова ко мне наведаются и мне будет грозить как минимум групповое изнасилование, — это тоже было очевидно.
У меня такое было ощущение странное — наверное, как у боксера, который выступает давно и успешно, носит чемпионский пояс и не сомневается в своих силах и вдруг получает от заурядного соперника удар ногой в пах, который никто, кроме него, не замечает. Я ведь тоже привыкла играть по правилам, и никогда их не нарушала сама, и решила давно, что этого не сделают и другие, и вдруг вера моя разлетелась на мелкие кусочки. Потому что казавшиеся мне незыблемыми законы походя нарушил один ублюдок, пославший ко мне отморозков.
Это настолько ново было, настолько неожиданно, что я не знала даже, что мне делать. И брела в сторону дома по Промозглой, слякотной улице, наступая в лужи и не замечая, что ноги уже промокли, а красивые ботинки из тонкой кожи покрыты слоем грязи и соли. И перебирала в уме все возможные варианты своего поведения — и не видела ни одного подходящего. Прятаться было глупо — если меня нашли здесь, то могли найти и у родителей, а то и подкараулить у редакции.
Газета мне вряд ли бы чем помогла — да вдобавок Сережа настоял бы, чтобы я написала обо всем случившемся, не сомневаясь, что эти испугаются и больше ко мне не сунутся.
Я бы и сама так сделала — я так поступала уже несколько раз, когда мне лично или по телефону вежливо намекали на возможные последствия моих материалов. И это помогало-и мне тут же перезванивали и говорили, что я не правильно их поняла, они вовсе ничего такого не имели в виду, или просто пропадали навсегда. Это был хороший ход на опережение, открывающий еще не осуществленные планы моих противников, — и даже стукни кто потом мою машину, получалось бы, что причастны к этому именно они.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152