Я не прислушивалась и не собиралась — при этом допуская, что разговор идет обо мне. И вместо этого огляделась, отмечая, что дорогие здесь не только бутылки — но и вообще все. Деревянная мебель, отделанная кожей, картины на стенах, ящички с сигарами, витражи на окнах. Все со вкусом, без дешевых понтов и жутко дорогое. Как и положено солидному банку.
С улицы особнячок показался мне весьма убогим. Я даже не сразу поняла, что мне надо именно сюда, в двухэтажное здание за металлическим забором, которому больше пристало отделять от улицы овощебазу. И, с трудом припарковав «фольксваген» в забитом машинами переулке, еще раз заглянула в блокнот, чтобы уточнить номер дома. И даже подумала, что перепутала что-то, неверно записала.
Но и рядом не было ничего похожего на дом приемов одного из крупнейших банков страны.
Офис их я видела, гигантское современное здание, в котором не стыдно было бы расположиться какому-нибудь «Майкрософту». И дом приемов в моем представлении должен был быть таким же-а тут кругом были сероватые двух-и трехэтажные домишки. Никакой охраны, престижных машин, броских вывесок и прочих наворотов. Вообще ничего.
Когда я наконец подошла к металлическому заборчику и нажала на кнопку звонка, я не сомневалась, что звоню не туда и просто уточню сейчас у того, кто мне откроет, где находится нужная мне контора. Однако когда заборчик открылся — только после того, как я назвала свое имя и имя того, кто мне нужен, — я поняла, что попала куда следовало. Сразу увидев и скрытые этим самым заборчиком красивые ворота, управляемые фотоэлементом, и видеокамеры, и два припаркованных «мерседеса», как минимум «трехсотых». А когда вошла в сам дом после предметной проверки документов, то поразилась тому, что скрывалось за неприметным фасадом.
Такое ощущение было, что его специально налепили, фасад, на шикарно отреставрированный, фантастически обставленный особняк — просто нарисовали на картоне и налепили, чтобы не привлекать ненужного внимания.
И тот, кто через какое-то время спустился со второго этажа на первый, туда, где изучала мои документы вторая пара секьюрити, он тоже был солидный и богатый, под стать обстановке. Мужчина лет сорока с небольшим в дорогом темно-сером костюме, холодноватый, подчеркнуто вежливый — с аккуратной бородкой, в которой попадались седые волоски, с бледным, истонченным лицом.
Костюм мне показался лучшей и самой приятной чертой его образа — потому что все остальное мне не понравилось. Он весь такой из себя был утонченно-претенциозный, чересчур ухоженный, надменно-брезгливый, подчеркнуто аристократичный. Я почему-то подумала сразу, что на ночь он умащивает лицо кремом, что в кармане у него надушенный кружевной платок, что он боится пыли и сквозняков, а стоит кольнуть в боку, тут же звонит врачу и капризно требует немедленно приехать.
Такой вот педерастичный образ у меня сложился сразу, буквально через пару минут с момента нашего знакомства. Возможно, это было предвзято — возможно, он даже был привлекательным. Но у меня к нему была изначальная антипатия — потому что он заставил меня ждать внизу, а когда спустился, смотрел на меня как на низшее существо, до которого вынужден был снизойти и играть роль гостеприимного хозяина, хотя существо это ему бесконечно противно. Но он снизошел — по той причине, что эта мерзость может бросить тень на ту организацию, которую он имеет честь представлять.
Вряд ли стоит удивляться тому, что мне это не понравилось. И я, приехавшая сюда с достаточно серьезными намерениями и собиравшаяся поиграть вдоволь, дабы хитростью выудить из него кое-что, сразу сказала себе, что мой визит ему запомнится. И надолго — уж я постараюсь.
— Ваш кофе, Юлия Евгеньевна, — провозгласил он, пропуская вперед официантку с подносом. — Не знаю, понравится ли вам — это очень редкий сорт, очень специфический… Вы курите? Могу предложить вам сигару…
Он вынул из деревянного ящичка длинный толстый коричневый цилиндр, сразу вызвавший у меня фаллические ассоциации. И понюхал его так по-гурмански, медленно пронеся под самым носом, едва не касаясь ноздрей, — и даже закатил глаза. Вполне оправдывая то, как я назвала его про себя — педерастом. А потом покосился на меня скептически, как бы говоря, что таким, как я, сигары ни к чему, все равно что свинью апельсинами кормить. Но ради того, чтобы свинью задобрить, дабы хрюкала поменьше и не раздражала утонченный слух, апельсинов не жалко.
— О, вы так добры. — Я не подала виду, что правильно истолковала фразу насчет кофе — в которой содержался намек на то, что такие, как я, привыкли пить всякое пойло. И что предложение насчет сигары восприняла как издевку. — Но должна признаться, я предпочитаю живых мужчин — и уж если занимаюсь мастурбацией, то доверяю латексным фаллоимитаторам больше, чем подручным предметам…
Он скривился, чуть покраснев, — а потом выдавил из себя нечто вроде улыбки, видно, сказав себе, что от плебейки не стоит ждать чего-то иного. И уж особенно благодарности за то, что с ней соблаговолили встретиться.
— Итак, Юлия Евгеньевна, приступим к делу? — Он обогнул круглый деревянный стол, отделанный тонкой зеленой кожей, садясь напротив. — Давайте то, что вы принесли — я вашу статью имею в виду, — и мы с вами ее обсудим…
Я задержала дыхание — он так снисходительно и покровительственно это произнес, что я чуть не сорвалась. А это было ни к чему.
— Статью? — Я удивленно подняла брови. — Если честно, я совершенно не собиралась вам ее показывать. Ваше предложение отрецензировать мой материал, прежде чем его одобрить, мне очень польстило — но я работаю в газете, а не в вашей пресс-службе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152