Наглые твари — автомат в руки взял, маску надел, думает, хамить можно, все слушать его будут и не найдут потом. Я им говорю — э, вы, я чемпион мира, я на Олимпиаде был в призерах, чемпион страны многократный, а вы кто? Говорю, раз крутые такие, я начальников ваших знаю, им позвоню, выясню, кто тут рот раскрывает, лично разберемся. Ну не мог терпеть, понимаешь, — козлы хамят, сопляки. Они мне стволы в лицо тыкать — а я им визитку их министра из кармана, была у меня, лично дал. Визитку им пихнул — и сам вперед иду. Вижу, Андрей среди этих, белый весь, а те, кто рядом с ним, меня заметили — чуть не целятся уже. И тут один, что около Андрюхи стоит, им команду дает — отставить. И ко мне — Резо, ты тут чего? Голос слышу — близкий человек один, офицер, сам спортсмен, в сауне вместе сидели много раз, вопросы решали всякие…
Он посмотрел на меня внимательно — словно что-то лишнее сказал, — но я сделала вид, что не заострила внимание на последней фразе. В том, что мой собеседник связан с криминальными структурами, я и так не сомневалась — и какие вопросы он мог решать с представителем правоохранительных органов, я тоже понимала. Но меня не беспокоило сейчас, за чье освобождение он хлопотал, кого вытаскивал из СИЗО и сколько за это платил, — мне был интересен только Улитин.
— Я ему и сказал — что за дела, брат? У нас турнир сегодня, хороший турнир, вот со спонсором в ресторан едем, за нами остальные наши, победу лучших едем отмечать, телевидение тоже едет и пресса — а вы спонсора сборной России тормозите. Он банкир, говорю, человек уважаемый, спорту помогает — в чем виноват? А Андрей белый весь — так крутой и смелый, когда охрана кругом, а тут прижали и сразу скис. И мне кричит — Резо, помоги, наркоту в машину подложили, кокаин, слушать ничего не хотят. И этим давай гнать — я тому позвоню, этому позвоню, чуть не президенту позвоню, понимаешь? А ему — рот закрой! Смотрю — закрыл, как пацан сопливый закрыл, только глаза бегают. Я своего близкого в сторону отвел — говорю, не наркота это, понимаешь, сахар, может, или лекарство какое, понимаешь? А там вопрос решим — я за него отвечаю, что решим. Сколько скажешь-решим…
Даже я поняла, что он снова ляпнул лишнее, — но лицо мое ничего не выдавало, я, слава Богу, давно научилась индифферентное выражение на нем держать.
— Отпустили его, понимаешь? — Он скомкал рассказ, но это было не важно — детали улитинского освобождения и точная сумма, которую за это освобождение потребовали заплатить, не имели ключевого значения. — Не знаю, его наркота была, не его — сам клялся мамой, что подкинули. Я говорю — кто тебе подкинуть мог, скажи? Ничего не сказал — только попросил, чтоб до дома его проводил. Даже в ресторан не поехал — гуляйте, говорит, без меня, не то поеду, опять кто налетит. Разобраться, говорит, надо, кто меня заказал. Я его до дома довез, он при мне охрану вызвал — дождись, говорит, . пока не приедут. А потом с концами пропал. Я с него еле вырвал то, что он пообещал, — то любые деньги был готов заплатить, а тут сумма небольшая, десятка, а тянул две недели. Я уже свои отдал, а он мне потом с человеком прислал, не сам, даже вернул. А потом звоню насчет сборов — а он мне говорит, что денег у него нет…
Реваз сплюнул символически, безо всякой слюны — выражая свое отношение к покойному.
— Вот это да! — Мне, кажется, удалось изобразить потрясение. — Знаете, я, наверное, тогда писать о нем не буду — я-.то думала, он такой чистый весь и порядочный, а тут… А как вы думаете, почему с ним такое сделали — и кто?
— Может, навел кто — кто знал, что он при наркоте. — Реваз уже переминался с ноги на ногу — ему явно пора было уезжать. — А этим ментам, им чего — они и не знали, может, кто такой. Сказали, что наркоту возит — и когда лучше брать, чтоб без охраны. Вот и загнули ласты. Если бы не я рядом приняли бы, подержали бы, может, ночь, а потом отпустили. А его наркота или нет — не знаю я. Он гульнуть любил. Мне на Олимпиаде в 96-м его показали, он туда летал — отрывался там по полной. Рестораны, все такое — а за наркоту я не слышал…
Он в очередной раз посмотрел на часы, решительно шагнув к машине.
— Опаздываю я, Юля, — завтра созвонимся, договорились? Фото с меня — у меня много, сама выберешь. — Он повернулся ко мне спиной, огибая машину. — И давай про банкира не будем больше, зачем про мертвых говорить? А то в ресторан пойдем, а ты опять про него начнешь — не хочу…
— О, журналисты такие любопытные — а я к тому же еще и женщина, — произнесла кокетливо, пытаясь загладить произведенное мной впечатление — не ради завтрашней встречи, которая, кажется, не нужна была уже нам обоим, но просто чтобы он забыл побыстрее об этом разговоре. — Мне жаль, что я вас утомила…
Странно, но он ничего не ответил, молча сев в машину. Невежливо себя повел, в общем, — хотя до этого был максимально вежлив. И я сказала себе, что, судя по всему, завтра ни в какой ресторан мы не пойдем. И возможно, я вообще до него не дозвонюсь — и встретиться с ним даже для того, чтобы показать ему статью, мне не удастся. Потому что он пришлет кого-нибудь отдать мне фотографии — кого-нибудь, кто объяснит мне, что Реваз ужасно хотел со мной пообщаться и очень сожалеет, что из-за внезапно навалившихся на него проблем наше общение придется отложить.
Что ж, хотя он мне и понравился, я не собиралась сокрушаться по поводу нашего расставания навсегда. Потому что то, что я узнала, было лучше любого ресторана и любого мужчины — и доставило мне примерно такое же удовлетворение, как еда и секс.
Может быть, не большее — но по крайней мере равноценное..
Глава 11
— Володю? А кто его спрашивает?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152