И давняя подруга какого-нибудь большого чиновника могла ни с того ни с сего сообщить, что его сын в таком-то году сбил в пьяном виде пешехода, — а ничего не представлявший собой человек, который просто не мог владеть никакой информацией, внезапно выкладывал ценные сведения о причастности некоторых милицейских чинов к бандитской приватизации питерского порта.
И пусть все это сообщалось не для печати и рассказчики не предоставляли никаких документальных подтверждений — но это уже была ниточка. Даже толстая нить, за которую надо было только потянуть, чтобы она превратилась в веревку, а потом и в канат.
Здесь, правда, все обстояло похуже — меня тут никто не ждал и ничего рассказывать мне не собирался. И не стоило рассчитывать, что в толпе безутешных родных и друзей господина Улитина я увижу какого-нибудь хорошего знакомого, готового поделиться со мной фантастически интересными фактами. Но я все же поехала. Еще вчера, сразу после похода на Петровку, запланировав этот визит.
Сказав себе, что если и поездка на кладбище ничего не даст, значит, ловить здесь и вправду нечего.
День был такой же, как вчера, солнечный и теплый, и я даже пальто расстегнула, и жирненькие грудки весело запрыгали под водолазкой, демонстрируя себя прохожим. Что с их стороны было не очень красиво — кладбище все же, а тут я с ними. Прям-таки картина «Всюду жизнь». Кто-то умирает — кто-то всем своим видом провозглашает, что жизнь идет и люди думают не только о смерти, но и о многом другом. О плотских удовольствиях в том числе.
Я медленно прошла мимо столпившихся у кладбищенской церкви бабок и всяких там убогих и калек, проводивших меня осуждающими взглядами. Хотя, несмотря на прыгающие при ходьбе грудки, я была во всем черном — так что все приличия соблюдены. Тем более что бы там ни провозглашало мое тело, голова была занята другим. А именно преждевременно покинувшим эту жизнь банкиром Улитиным.
О котором я хотела бы сейчас узнать только одно — сам он ее покинул или нет. Но для этого, увы, следовало узнать о нем все — все, что возможно, в смысле.
Местный труженик кирки и тачки долго и путано объяснял мне, как пройти туда, где хоронят, по его выражению, новорусского, — и я свернула на почти пустую, тихую аллею, сразу увидев приближающихся ко мне трех строго одетых людей. Узнавая в том, кто шел посередине, известную всей стране звезду телеэкрана — еще пару лет назад почти наследника престола, а ныне умеренно оппозиционного политика. Для которого насильная отставка, похоже, оказалась весьма полезной — потому что если раньше его Критиковали все, кому не лень, то ныне он пребывал в ранге опального героя и сам критиковал тех, кто пришел ему на. смену. Появляясь на телевидении и в газетах чуть ли не чаще, чем раньше — и с куда более положительным имиджем.
К известным личностям я отношусь ровно — когда-то они мне казались чуть ли не небожителями, но стоило увидеть их поближе, как все менялось. И они оказывались самыми обыкновенными людьми — и могли выглядеть куда хуже, чем на экране, говорить с ошибками, пахнуть потом, отпускать идиотские шутки или делать неумные заявления. А к тому же журналистская наглость, необходимое просто качество, без которого никуда — не фамильярность и хамство, но напористость, настойчивость и твердость в поведении, — благоговейного отношения к людям не предусматривает. Кем бы они ни были — поп-звездой, богатейшим банкиром, великим режиссером или известным политиком. И потому хотя лично я с ним знакома не была — политическая журналистика не мой профиль, — но и упускать его не собиралась. Нагло встав у него на дороге.
— Добрый день, Василий Васильевич, — произнесла негромко, видя, что охрана напряглась, — и напрягла ее еще больше, медленно засовывая руку в сумку за визитной карточкой. — Юлия Ленская, «Молодежь Москвы», специальный корреспондент. От лица газеты и нашего главного редактора хочу принести вам соболезнования. То, что случилось, это ужасно, честное слово…
Родную газету я последние годы читаю не слишком внимательно. Раньше все прочитывала — чтобы оценить, что и как написано, проанализировать, подумать, как я бы это написала. Но вот уже лет пять и нашу, и другие газеты я просто просматриваю — цепляясь только за то, что кажется мне интересным или может иметь отношение к героям моих Прошлых или будущих материалов.
А что касается политики — то я в ней не разбиралась никогда, как и во всем остальном. Я, так сказать, специалист широкого профиля — знаю обо всем понемногу, и если есть нужда в дополнительной информации, я просто консультируюсь с тем, кто ею владеет. Потому что главное мое достоинство — это умение вкусно, как говорят журналисты, написать статью. Написать так, чтобы читатель ее проглотил.
Так что, если честно, в тот момент я не помнила, хаяла ли наша газета в последнее время уважаемого Василия Васильевича. И оставалось только надеяться, что нет. Что столько дерьма выливается на правительство, Думу и президентскую администрацию, что на отдельно взятых политиков, тем более оппозиционных, у нашего политобозревателя Саши Малюка просто не хватает экскрементов. И может быть, даже порой находится доброе слово.
— А, «Молодежь Москвы»… — Нельзя сказать, что опальный наследник засветился от счастья. Но по крайней мере и молний гнева метать не начал. И не стал проскакивать мимо, изображая крайнюю занятость, — а притормозил, рисуя на лице нечто вроде улыбки. — Что ж вы меня на позапрошлой неделе приложили-то, а?
«Наивный, полный несбыточных надежд провинциал», «борец с ветряными мельницами»
— не стыдно?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152