Он маленький такой, щупленький, и мне всегда казалось, что у него комплекс неполноценности по этому поводу, — по крайней мере в день нашего знакомства представился он мне по имени-отчеству, что было очень комично, и в дальнейшем ни разу не предложил перейти на ты. Хотя сам перешел — в одностороннем порядке. И держаться всегда старался очень важно и начальственно.
Это смешно смотрелось — но я не смеялась. Я все рассчитывала, что от него хоть какая-то польза будет. Хотя пользы, признаться, было как от козла молока — несмотря на мое подчеркнуто уважительное отношение и его симпатию ко мне, ничего такого ценного он мне ни разу не сообщил. Ничего такого не шепнул на ухо с просьбой на него не ссылаться. А если что и выдавал под видом эксклюзива, так буквально на следующий день выяснялось, что не я одна это знаю.
Так что и сейчас особой надежды не было. Но я была готова выложить энную сумму за пару чашек кофе — с нашими московскими ценами кофе стоит порой на уровне спиртного, — чтобы в этом убедиться.
— Это можно. — Зайцев задумчиво посмотрел на часы, показывая мне всем видом, насколько он занят. И как хорошо ко мне относится, коль скоро готов ради меня нарушить свой напряженнейший график работы. — А что, можно. Ты мне вот скажи только — тебя что интересует? А то выражаешься так туманно — есть разговор, хотела кое-что уточнить. Ты мне конкретно скажи, может, бумаги какие надо поднять, коллег поспрашивать — чтоб не возвращаться потом, пропуск тебе заново не заказывать…
Это было разумно. Хотя, признаться, говорить с ним в его кабинете я не хотела — я вообще хотела поиграть. А вопрос свой задать как бы между прочим, прикрыв его другими, абсолютно для меня незначимыми, но зато обожаемыми Зайцевым. Поинтересоваться, например, как идет борьба с оргпреступностью, — он на эту тему часами может говорить. Соврать, что хочу большой материал написать — а через какое-то время как бы невзначай вставить свой вопрос насчет Улитина.
Но если он и вправду ничего не знал о нем сам, то получилось бы, что я зря потеряла несколько Д часов, и придется возвращаться сюда в понедельник, а то и-Д во вторник — а я бы хотела все знать сейчас.
— Да, в общем, мелочь, — кинула небрежно, улыбаясь ему с прежней кокетливостью. — Можно сказать, придумала повод для того, чтобы вас, товарищ майор, увидеть. А то вы же без дела встречаться не захотите — вот и придумала кое-какую ерунду…
Зайцев покосился на меня недоверчиво, вытаскивая из кармана пачку «Явы», и, оправдывая худшие мои предположения, закурил, обдавая меня дымом, по сравнению с которым дым моего «Житана» — натуральное благовоние.
— Хотела насчет человека одного уточнить, — продолжила, наблюдая, как Зайцев нейтрально смотрит в окно. — Позавчера банкир один умер, Улитин, и…
— Ну журналисты, ну народ! — Зайцев, поперхнувшийся дымом, прокашлялся наконец, энергично мотая головой со страдальческим выражением на слишком взрослом для его подросткового тела лице. — Ну что вам неймется — ну умер человек и умер! Ладно «Сенсация» эта — «желтая пресса», с. нее чего взять, — но ты-то, Юль, серьезный же человек, статьи умные такие пишешь, взвешенные! Ну не ждал — ей-богу не ждал!
— Значит, насчет него из «Сенсации» уже звонили, констатировала, спрашивая себя, чем вызван интерес самой, «желтой» из всех существующих у нас «желтых» газет к покойному. Если уж у Алещенко нет на него никакой фактуры то у них ее точно не может быть.
Хотя, с другой стороны, им фактура не нужна — у ниx сенсации дешевые.
Взял какой-нибудь факт типа смерти банкира, приляпал к нему слух, выдуманный скорее всего, — есть гвоздь номера. Например, «Кто отравил банкира Улитина?» — с фантастической историей о том, как в редакций пришел человек, назвавшийся одним из поваров престижного ресторана, в который часто ходил банкир Улитин. И рассказавший, как в день смерти Улитина у них появился новый официант, который вел себя очень странно, подозрйтельно долго возился с бутылкой вина, прежде чем отнести ее за стол, а сразу после того, как обслужил Улитина, исчез.
Может, я утрирую, но это вполне в их стиле — состряпать вот такую дешевую муть, выдавая ее за сенсацию. А чтобы не притянули за язык, придумывают человека, якобы давшего им эту информацию, — и поди докажи, что его не было.
— Да не звонили они — вчера у дома покойника сшивались. А там как раз наши люди были… — Зайцев осекся, бросив На меня обеспокоенный взгляд.
Подсказывая мне, что за фактом присутствия оперативников на даче покойного что-то кроется. Но в силу недалекости явно не догадываясь, что я заметила его беспокойство. — Эти журналисты в дом просились — поснимать, все такое. Да вопросы всякие идиотские задавали. Ну им и сказали — все вопросы к пресс-центру, а нам не мешайте. Погнали, короче. И мне отзвонили — предупредить. А «Сенсация» эта так и не проявилась…
— А ваши-то что там делали, товарищ майор? — Я как бы между прочим спросила, делая вид, что удивлена известием насчет «Сенсации», а вопрос задан просто так, автоматически. — Я поняла, что он своей смертью умер, банкир.
Или?..
— Да никаких «или» — от сердечного приступа он умер, какие тут «или»? — Зайцев произнес это так быстро, словно мой вопрос напряг его каким-то образом.
— Вскрытие же делали, вот и установили — острая сердечная недостаточность.
Мужик молодой, но ты ж знаешь, как эти банкиры живут — работа да кабаки, гулянки всякие и девки. Вот сердчишко и прихватило — а жил один, даже валидол некому дать. Ну и того…
— Да, за красивую жизнь надо платить. — Я покивала задумчиво, давая Зайцеву возможность расслабиться.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152