вот эту часть палубы брат собирался заменить на следующей неделе, а это деревянная голова турка, ее Хьюго привязал, когда мы последний раз ходили на Скагеррак.
Когда телевизионщик иссяк, он перекинулся на команду; я слышал, как он выпытывал, что для них значит ходить на двенадцатиметровой яхте; очень мудрый вопрос. Подошел Арчер и встал около штурвала.
— Чарли, тебе не понравится то, что я собираюсь сказать тебе сейчас. — Голубые глаза на его смуглом, обычно бесстрастном лице выражали беспокойство, но подбородок решительно выдался вперед, будто именно он принял решение и не допустит, чтобы его остановили.
— Что? — спросил я.
— Мы решили пересмотреть свое отношение к контракту, — сказал он.
— То есть аннулировать его. — Большое белое крыло паруса «Наутилуса» наполнилось, и я мягко повернул яхту к ветру, пока передняя шкаторина не задрожала.
— Не надо усложнять ситуацию, — сказал Арчер. — Мы приостанавливаем действие контракта до выяснения всех причин крушения «Эстета». — Он выдал это, как бы говоря: ну вот так-то, и оставим это.
Но я не хотел отмолчаться.
— Ты прислушиваешься к слухам, — сказал я. — Арчер, ты ведь мне друг. Что ты слышал?
— Говорят, что отвалился руль, — сообщил он. — Говорят, что у тебя не будет лодки для отборочных гонок на Кубок Капитана в этом году.
— Я думал, серьезные люди не столь жадны до слухов, — усмехнулся я. «Наутилус» с уютным всплеском нырнул в волну.
Голубые глаза Арчера теперь определенно выражали беспокойство.
— Послушай, — сказал он, — если эти сплетни обойдутся нам в два отказа от покупки, то мы потеряем пятьдесят тысяч монет. А дальше слухи могут привести к двум сотням отказов. Понял?
— Итак, вы расторгаете контракт.
— Приостанавливаем его. Если сумеешь убедить нас и прессу, что причина заключалась не в ошибках проекта «Эстета», и если сможешь одну или две лодки протащить хотя бы в отборочные соревнования, мы все будем счастливы. Я ничего не могу сказать более прямо.
— Жестоко, но честно, — ответил я с иронией.
— Не будь чертовски ребячлив, Чарли. Мы поворачиваем назад, — сказал Арчер.
— Конечно, — согласился я и начал пропускать штурвал под руками. — Я думаю, пора возвращаться.
Режиссер попросил:
— Еще двадцать минут, пока не изменится освещение.
— А пошел ты... — сказал я.
Скотто потравил шкоты, и острый нос «Наутилуса» повернулся в сторону расположенных ярусами домиков Пултни. Я знал, что веду себя как безумец. Но теперь, когда не было Хьюго и не было работы, я как будто завис над пропастью без всякой видимой опоры.
Кроме опоры на друзей, подумал я. Скотто и Джорджия выглядели обеспокоенными, а Форсайт повернулся к режиссеру телевидения — Джонни что-то объяснял ему. Втолковывал, что я несколько нервно настроен, смерть в семье, бедный парень? Или, может, он старался немножко подсуетиться, чтобы сделать небольшую рекламу самому себе?
Всегда нелегко угадать, что собираются предпринять ваши друзья в этом исполненном спортивного духа мире прибрежных гонок.
Глава 6
Когда я пришел домой, позвонила сестра Боллом.
— Вашему отцу немного лучше, — сказала она бодро.
Я поднялся в его половину.
— Барнс заходил, — сказал он. — Рассказал о твоем брате. — Его глаза оставались розовато-голубыми и яркими. — Твоя мать ужасно бы расстроилась, бедная девочка. — Отец помолчал. — Несчастный парень. — Он поднял худые плечи в глубоком вздохе. — Давай выпьем. — Он наполнил стаканы из бутылки, которую прятал под пледом. — Помню день, когда вы, два маленьких плутишки, потопили того адмирала, что приехал открыть регату. Прокололи его втулки, не так ли? — Он покачал головой. — Славный парень Хьюго. Чертовски печально. — Слеза образовалась в уголке глаза и упала в стакан с виски. Он осушил стакан и смотрел, как я делаю то же самое, словно священнослужитель, наблюдающий за огненным причастием. Вопрос был закрыт.
Я заставил себя рассказать отцу о проблеме с Арчером, с усилием подбирая слова. Он покачал головой при упоминании этого имени.
— Арчер! — сказал отец. — Он был чертовски хорош, когда парусный спорт был спортом. Жаль, что Арчер стал профессионалом. — Я уныло ждал. Все, что будет дальше, я знал заранее. — Конечно, когда я был парнем, мы не думали о деньгах, — продолжал вспоминать он. — Ты ходил под парусом, потому что чертовски хотел этим заниматься. Никто не финансировал мне строительство «Петрела». — На «Петреле» он прошел в одиночку от Сан-Франциско до Йокохамы в двадцать шестом году. — И гонки тогда были удовольствием, как ты знаешь. Теперь на палубе одни головорезы и законники в кокпите. И нельзя назвать эти штуки лодками.
— Какие штуки?
— Те самые. — Сердце у меня упало, когда его костлявая, в старческих пятнах рука поднялась в знакомом жесте и начала что-то ощупывать. Он опять ускользал. — Эти каноэ из серебряной бумаги, которые вы называете яхтами. Я слышал, один из твоих пластиковых рулей отвалился.
— Кто тебе сказал?
— Не помню. Кто-то. В мое время делали рули из дуба. И скрепляли железом. Это разумно. Кстати, где твой брат? Давно я его не видел. — Я вцепился в ручки кресла. — Что касается меня, я бы не дал руль из пудинга своему брату. Кто-то сказал, что он умер.
Так я сидел в маленьком персональном аду, в то время как отец в очередной раз впал в состояние, когда мысли его начинали путаться, прошлое и настоящее завязывалось в один узел. Единственное, что он знал твердо, — это что кто-то обязательно будет платить медицинской сестре и заботиться о нем.
Если дела пойдут так, как они обстояли сейчас, уверенность отца в прочности своего бытия окажется не слишком-то обоснованной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68