я проснулся и почувствовал непреодолимое желание смотреть в зеркало. Я старался не делать этого, ходил по комнате, двигал какие-то вещи, выбирал одежду, пытался отогнать желание, но с каждой секундой оно становилось все сильнее… И я не выдержал, подошел к зеркалу, отдернул штору и увидел безумные, горящие глаза этого второго человека, мне вдруг показалось, что он сейчас выйдет из зеркала и бросится на меня, я застыл в ужасе… Тут послышались слова вошедшей в спальню сестры — «Исаак, мне нужно с тобой поговорить». Но я не успел обернуться, мне вдруг показалось, что тот, другой я, вышел из зеркала и пошел на меня! Я закричал и упал в обморок и, кажется, тут же очнулся, и видел как в тумане, что я бью Элизабет ножом и срываю у нее с шеи талисман, этот ничтожный сувенир, который она всегда с собой носила, потом я снова очнулся и снова закричал — поняв, что убил родную сестру, что меня ждет виселица и, главное, поняв, что значили все эти кошмары: я боялся своей потайной, страшной сущности, я старался не думать о ней, делая вид, что ее нет, и она отомстила мне…
Нэдлин замолчал. Рассказ дался ему с явным трудом, он тяжело дышал, глаза его налились кровью, я испугался, что у него снова начнется припадок. Лестрейд неуверенно хмыкнул. Холмс сделал ему знак молчать и небрежно спросил:
— Кстати, что это за сувенир? По-моему, сущая безделушка.
— Честно сказать, я знаю не больше вашего. Полукруг со словом «маяк » и буквой «С» и металлическая палочка, похожая на недоделанный ключ… Элизабет говорила, что это память об отце. Я отца почти не помню…
Нэдлин снова замолчал.
— Инспектор, дайте, пожалуйста, лупу, — попросил Холмс. — Сэр Исаак, у меня к вам маленькая просьба. Я знаю, что вы занимались филателией. Может быть, вам случайно известно, что это за штемпель?
Холмс вынул какую-то красочную марку и аккуратно положил на стол. Нэдлин поднес лупу к глазам, несколько секунд посмотрел на марку и пожал плечами.
— Обыкновенный штемпель итальянской почты, ничего особенного… Если бы вы занимались филателией, вы бы его спокойно узнали.
— Да? — удивился Холмс. — Наверное, вы правы, и действительно никудышный филателист… Из меня и смотритель маяка получился бы отвратительный. Сэр Нэдлин, теперь, я думаю, вам стоит отдохнуть.

— Что скажете, Холмс, — осведомился Лестрейд, едва мы оставили камеру сэра Нэдлина. — Чертовщина какая-то, не правда ли? Из уважения к вам я не стал перебивать этот бред, но, честно говоря, вы спрашиваете его совсем не о том. Сейчас я вернусь в камеру, поговорю с ним один на один и выбью из него имя сообщника.
— Сомневаюсь, что у вас что-то получится, — сказал Холмс. — Хотя, пожалуй, вот вам козырь. Вы заметили в какой руке он держал лупу? Верно, в правой. Но нанести удар ножом под правое ухо мог только левша, не так ли?
— Черт побери, — воскликнул Лестрейд. — Действительно! Я думал об этом, но вы раньше меня успели сформулировать… Теперь, господа, ему ничего не останется делать, он во всем признается. Я благодарю вас за помощь, мистер Холмс, и непременно сообщу вам о дальнейших событиях…
— Буду весьма признателен. И пришлите, если вам не трудно, материалы о втором убийстве. До встречи, Лестрейд.
Я уже не раз писал в своих записках, что когда Холмс начинал нащупывать разгадку тайны, он становился похож на идущую по следу полицейскую собаку. Сейчас он был похож скорее на буриданова осла: мы медленно брели по Сити, и Холмс явно колебался в выборе следующего шага. В такой растерянности я видел своего приятеля не часто. Я шел рядом, стараясь быть незаметным и не мешать работе мысли великого сыщика.
— Ладно, — вздохнул Холмс, — по совести говоря, надо бы посетить вдову несчастного смотрителя, но, честно сказать, не хочется тащиться в Сонми по эдакой слякоти. Мы наверняка промочим ноги, а у вас насморк, Уотсон, не говоря уж о том, что у меня новые ботинки. «Саламандра », кстати сказать. Так что, милый Уотсон, посетим пользовавшего сэра Нэдлина доктора Вильсона. Он живет совсем недалеко, а, кроме того, вовсе не исключено, что он предложит нам кофе, чего явно не сделает убитая горем вдова.
— Ваша логика как всегда безупречна, Холмс. Но разрешите и мне похвастать своей незаурядной догадливостью: я сразу понял, что всю историю с маркой вы затеяли исключительно для того, чтобы увидеть, в какой руке Нэдлин держит лупу.
— Не совсем так, родной Уотсон, не совсем так. Я и без того был уверен, что Нэдлин не убивал своей сестры. Вы не обратили внимания, что было изображено на марке?
— Признаться, нет, дорогой Холмс.
— А зря, зря, любимый Уотсон. На марке — портрет знаменитого певца Майкла Джексона. Если бы Нэдлин знал о готовящемся покушении на человека с таким именем, то, я думаю, выдал бы свое волнение. Тем более, что на марке крупно написано — Майкл Джексон. Нэдлин, однако, остался совершенно безучастен. Уходя, я на всякий случай еще упомянул профессию — смотритель маяка. И вновь — никакой реакции…
— Гениально. Холмс.
— Элементарно, Уотсон. А вот и дом мистера Вильсона. Будем надеяться, что этот очень достойный господин не будет, что называется, лить воду, а прольет на это дело некоторый свет…
Мистер Вильсон оказался толстым пожилым арабом с приятно-отталкивающей внешностью и благородными манерами. Он принял нас весьма дружелюбно, отдал дань моему литературному таланту и криминалистическим способностям моего друга, предложил кофе и виски. Холмс подробно изложил ему происшествие на Кукуц-Мукуц-стрит и попросил рассказать о характере болезни подозреваемого.
— Прискорбный случай, господа, — сказал Вильсон, — Сэр Нэдлин, несмотря на все свои странности, не производил впечатление человека, способного на противоправные действия.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10