Дверь камеры открывалась навстречу Титу Флорычу.
Тит Флорыч понял, что страшный клиент, ушлый гусь сейчас отрежет ему голову и руки. Как сделал с теми, что лежат в похоронной.
Тит Флорыч с разбегу всем телом навалился на открывающуюся дверь. С той стороны не ожидали напора. Дверь защёлкнулась.
Тит Флорыч ринулся к пульту подачи газа.
Генерал Дубичев так и не смог заснуть.
Генерал Анисимов сделал страшную ошибку, отпустив от себя Максима в эти решающие часы.
Генерал Анисимов даже не вернулся в эту ночь в Москву. Остался в Выборге. Подложил ему, видать, пархатый мудак Гаев какую-нибудь еврейку с разноцветной мандой.
У них такое случается: часть манды, допустим, синяя, а другая, например, жёлтая.
Разве можно так беззаботно вести себя в решающие часы! Будто бы указ Президента уже подписан!
Будто бы все враги мертвы!
Генерал Дубичев решительно встал, вызвал машину.
Он решил провести остаток ночи на спецобъекте, рядом с Матадором… Мало ли что может случиться. Мало ли как ляжет масть завтра. Пока враг в руках… Пока враг в руках, от врага молено избавиться.
Дверь в камеру номер шестнадцать оказалась приоткрытой.
Дубичев выхватил пистолет и ворвался в камеру номер шестнадцать. Генерал Дубичев был готов один на один встретиться с убийцей сына.
Камера была пуста.
Генерал Дубичев бросился в коридор.
Тяжёлая дверь камеры захлопнулась перед его носом. Генерал услышал быстро удаляющиеся шаги.
Генерал не сразу почувствовал приторный сладковатый запах.
Глава двенадцатая

Зайцева вербуют по спутниковой связи — Арина делает предателюгорячий укол — Матадор ищет нравственный ориентир — Прометей подсажен на Акварель — Ястреб спешит на помощь — Матадор бросает самолёт в мёртвую петлю — Смех Президента
Лейтенант Лейкин привёз из Питера спутниковую связь, чтобы связать Зайцева с генералом Барановским. Генерал натурально, хотя и устно пока, выкручивал Зайцеву руки, требуя задержать в Выборге Анисимова и Гаева.
Для этого Лейкин и привёз таблетки.
— Сюрприз совершенно безопасен, — Барановский говорил медленно и строго. — Мои ребята хотели сегодня взять под опеку вашего больного мальчика, но я попросил их пока этого не делать…
Зайцев сидел в маленькой каюте парусника-ресторана, качавшегося на волнах в двух шагах от гостиницы. Чайки уже рассекали с утробным криком туманную рассветную синеву, словно приглашая рыбу подняться на завтрак. С залива дул плотный ветер.
— Сейчас от нас с вами зависит судьба России, — сказал напоследок Барановский.
«Как они узнали про Пусю? Арина рассказала? Санитары? Ёжиков, грязный наркушник… Рассказать Гаеву? Нужен я ему… Кердык подкрался незаметно…»
И ещё, стало быть, судьба России.
Зайцев горько усмехнулся. Конечно, жалко, если полетит голова Барышева. И победит генерал Анисимов.
Но что это значит — «судьба России»?
Он, Зайцев, тоже часть России. И артисты, которых он продюсирует с Гаевым, тоже часть России. Между прочим, не худшая её часть.
— Тоже являются частью России, — зачем-то пропел Зайцев.
И теперь Зайцеву предлагается трава-нуть хозяина и хозяина хозяина в обмен на судьбу России…
Барановский пообещал, что таблетки безопасны. Лейтенант утверждает, что клиенты очнутся через двенадцать часов…
«Дурак, — заключил Зайцев, — не на судьбу России в обмен, а на твою шкуру. Ты, дурак, теперь содержатель наркопритона».
Стоит Барановскому щёлкнуть пальцами, и уже сегодня его будут пендюрить на Лубянке. Пинать по яйцам… Тот же Матадор первым пнёт.
Нет, надо идти сдаваться Гаеву. Через шесть часов Президент подпишет Указ о Барышеве. Анисимов не кинет Гаева. А Гаев Зайцева…
Зайцев брёл, не разбирая дороги.
Сильный ветер с залива. Мнёт низкое небо, как бумажный лист. Срывает с пролетающих тучек куски дождя и швыряет их в город.
— А Михалыч вчера нажрался и давай возгудать: дескать, захочу, всех вас сейчас выгоню в жопу и водки больше не дам…
Два мужика в одинаковых серых фуфайках курили у входа в какую-то контору.
— А ещё Михалыч орал, будто он может отключить, если захочет, электричество во всём Выборге. Что у них профилактика, и все линии сейчас сидят на узле, который он сторожит… Захочу, говорит, поверну рубильник, и не только город отрубится, но и таможня, и аэродром… Предлагал за ящик водки, на спор…
Сильный ветер с залива. Лист неба смялся в комок. Капли дождя начали хлестать по щекам.
На тринадцатом гудке трубку сняли и тут же положили. Короткие сигналы.
— Быстрее, пожалуйста, — сказала Арину в спину шофёру, — там кто-то есть.
Улицы были запружены народом, на каждом углу приходилось стоять и сигналить минут по пять. Ряженый Пушкин заглянул в окно машины, крикнул «Аи да сукин сын!» Бог знает что. Праздник.
Девка с длинной косой и в кокошнике отбивала чечётку и выдавала частушку за частушкой.
Мама, хоккеиста я люблю!
Я за Лёшку Яшина пойду!
Лёшка в НХЛ играет,
Баксы клюшкой зашибает,
Мама, я за Яшина пойду…
Рядом с Ариной на заднем сиденье тяжело дышал человек-гора кавказской национальности. Тот самый, что вёз Арину в загадочный плен.
Теперь Арина знала, что его зовут Кинг-Конг. Знала, что час назад Кинг-Конг освободил Матадора.
— Быстрее, пожалуйста! — повторила Арина. Ей не удалось встретиться с Глебом. Его, как сказал Кинг-Конг, срочно увезли «навэрх».
Машина с трудом протиснулась к дому Зайцева на Китай-городе.
— Бэрэгыс нах, — тяжело сказал Кинг-Конг. Кинжал чесался на татуировке. Но ему было велено ждать Арину в машине.
Арина долго не отпускала кнопку звонка. Она была уверена, что в квартире кто-то есть.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66