Вот тут инструмент становится поистине артистичным. После его рук исправленный (значительно) Страдивариус - бесценная вещь. Настоящий знаток вам подтвердит.
Я знаю, что маман иногда поглядывает на меня, продолжая вязать. Когда она поднимает глаза от своей работы, тихий стук спиц несколько замедляется, становится спокойным, размеренным...
Прошло два дня, как я приехал.
Моя новая жизнь начинает потихонечку утрясаться. Когда вы разбиваете яйцо в горячее масло на сковороде, оно постепенно утолщается, изменяет цвет и консистенцию. Вот и я мало-помалу становлюсь яйцом на сковородке.
Каждое утро в одно и то же время мне звонит Берю.
- Привет, малыш, что нового с глазками?
- А ничего...
Он вздыхает. Потом проникновенным тоном, в котором я ощущаю неуверенность, говорит:
- Не убивайся так, оно вернется.
- Посмотрим... Ну а ты, как работа?
- Знаешь, мужик, скажу тебе честно - сплошной цирк! Вчера за день шестнадцать раз с Бертой и один раз с консьержкой на лестнице, пока та подметала. Но уже слухи поползли по улице. Волчицы смотрят мне прямо в ширинку, и я чувствую томность в их глазах. Не далее как вчера жена мясника практически изнасиловала меня между двух полутуш говядины. Я уже предвижу момент, когда желающие станут являться ко мне прямо на дом. Тут поневоле занервничаешь.
Мне бы его заботы!..
Я обещаю ему скоро увидеться и спешу повесить трубку.
Берю, как и многое другое, относится к моей прошлой жизни. Он со своим огромным достоинством болтается в том мире, где мне больше не черта делать... И у меня нет пока желания встречаться с ним. Да и вообще ни с кем.
Я начинаю все сначала под опекой Фелиции. Пусть она меня переделывает. В пути произошло несчастье. Теперь она должна открутить счетчик на ноль и поставить своего мальчика в исходное положение. Она это сумеет. Вы уверены в ее мужестве? Я тоже. Ни слезинки! Ровный голос! Мне кажется, что она меньше беспокоится сейчас, чем когда я в детстве чихал или кашлял. Маман думает. Она ищет средства исцеления. И может быть, найдет! Я ей верю. Я передал себя ей одной, вручил ей свою судьбу, что в нормальной жизни является исключительно мужским правом.
Я приподнимаю голову, усилием воли пытаюсь ее увидеть. Мне вдруг кажется, будто что-то промелькнуло, отблеск, искорка. В моем воображении возникает эмбрион картинки, который тут же гаснет, закрывается чернотой.
- Ты красивая, мама. Я угадываю, что она вздрагивает. Надежда... Но я быстро вывожу ее из заблуждения.
- Нет, я не вижу, я просто знаю. Так даже лучше, чем смотреть на тебя. В этом настоящее присутствие.
Скрипка пиликает все пронзительнее и начинает действовать мне на нервы.
- Мам, может, выключить радио? - спрашиваю я.
- Хочешь, я поищу другую станцию?
- Нет, не надо. Тишина - это сейчас тот мир, в котором я иду по звукам. Мне нужно шлифовать слух, понимаешь?
Она понимает.
Но в это время, как по иронии, звонит телефон. Я без поиска сразу же снимаю трубку. Слышу голос шефа. Наконец-то!
Безусловно, он мне сейчас скажет, что они без меня тра-ля-ля и тра-та-та. И так без конца. Все продумано у этих людей. Все оценено, измерено, разложено по полочкам. Что бы ты ни делал, ты подпадаешь под какую-нибудь категорию. Ты имеешь право на то-то и то-то. И пользуешься тем-то и тем-то.
- Приветствую вас, мой дорогой друг! Хотелось бы немного поболтать с вами, я не очень вам помешаю?
- Ну что вы, господин директор, конечно, вы же знаете, сколько у меня теперь времени!
- Чем вы занимаетесь?
- Выстругиваю палочку в перерывах между уроками азбуки для слепых.
Маман адресует мне укоризненное "тсс-тсс". Любопытно, что с тех пор как у меня накрылись глаза, она стала по отношению ко мне, я бы сказал, суровой.
Словно ждала, что я стану инвалидом. Будто бы она восприняла это как некое лукавство. В серьезных случаях любовь становится натянутой, как тетива лука.
Шеф не реагирует на мою реплику.
- Вы, наверное, сатанеете от вашей новой жизни, мой бедный друг?
- Ну, не совсем, или, скорее, да, если можно назвать это сатанением. Получается, что многое не соответствует тому, что себе воображаешь. Но все равно, очень мило с вашей стороны, что вы позвонили узнать, как мои дела, господин директор.
- Вы встречались с офтальмологом?
- Я виделся (если я могу позволить себе это выражение) уже с тремя за последние три дня. Трудно сделать больше, учитывая тот факт, что специалисты часто не могут принять сразу же. Но они мне дали рекомендации.
- Их мнения совпадают?
- В одном-единственном аспекте - да.
- Надежды есть?
- Немного. Феномен Ребуля в полной мере мог бы вернуть мне зрение, но вероятность, что он сработает, практически равна нулю. Ну а у вас, патрон, дела движутся? Выловили что-нибудь?
Ритм его дыхания меняется. Я понимаю, что он намеревался говорить только об этом. Мое зрение - чихать ему на него. Сейчас в его голосе появляется что-то новое. Будто что-то скрипнуло.
- О, лучше об этом не вспоминать! Команда водолазов вернулась ни с чем. Эхолоты, металлоискатели, всякое другое оборудование ни черта не дали. Ничего не обнаружили! Нашли только остов огромного дирижабля. Нашли даже украденный грузовик. Но он был пустой. Хотя глубина в этом месте не превышает трехсот метров.
Он умолкает в ожидании, когда возьмет слово бывший блестящий Сан-Антонио. И Сан-Антонио действительно берет слово. Как он делал раньше, в те времена, когда мог взять под визуальный контроль вопрос, является ли девушка и вправду блондинкой.
- Господин директор, а если дирижабль взорвался не случайно?
Пауза. Он переваривает мой вопрос. Процедура, похожая на распечатывание конверта, который был только что заклеен и клей еще не высох.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67