Удивительно, но, похоже, физиономия, больше смахивающая на задницу, внушает ей доверие, поскольку красавица тут же отпирает ворота. - Пожалуйста, входите... Она поворачивается и идет по дорожке к дому. Я даю ей возможность идти чуть впереди, чтобы в свое удовольствие невооруженным глазом наблюдать за кульбитами ее шарнирного тыла. Я видел много попок в своей шальной жизни, плоских, круглых, прямоугольных, яйцевидных, отвислых, грустных, эллипсоидных, крепких, мягких, расплывчатых, мускулистых и всяких других, можете мне поверить на слово, но такой, как эта, завернутая в беж, никогда. Ее папа, видно, все время думал о Родене, когда на седьмом небе снабжал ее маму.
Первое, что мне бросается в глаза, когда мы выходим через аллею к дому (он действительно в два этажа и на окнах деревянные жалюзи), - это американская машина. Правда, она не желто-голубая с зелеными сиденьями, как нам расписывала Берта, а черная с вишневыми подушками.
Девушка с попкой на шарнирах поднимается по шести ступенькам подъезда и проходит в большую прихожую, пол которой выложен черно-белой плиткой в шахматном порядке. И тут совершенно неожиданно для меня, если принять во внимание ее конституцию и стиль поведения, она берет с дивана белый халатик няни, надевает его и, абсолютно потеряв интерес к моей персоне, будто я первые в ее жизни порвавшиеся от носки трусики, подходит к великолепной детской коляске, где на всех парах спит круглолицый малыш.
Я стою и смотрю на все, будто во сне. У меня, наверное, очень глупый вид, поскольку мадемуазель поворачивает ко мне лицо и улыбается обезоруживающей улыбкой.
- Вы не хотите найти очки? - спрашивает она тихим голосом, чтобы не разбудить ребенка.
Я спохватываюсь.
- А, да, конечно... Но... Может быть, лучше, если вы пойдете со мной?
- О нет! Джимми сейчас проснется, и тогда начнется большой скандал.
Чудо небрежно садится рядом с коляской и закидывает ногу на ногу настолько высоко, что у меня мгновенно развивается сердечно-сосудистая недостаточность. При этом она опять забывает о моем присутствии. Чтобы не получить тромбоз, решаю ретироваться... Я в некотором роде чувствую себя смущенным, прежде всего из-за того, что нахожусь в доме совершенно нелегально. Плюнув на смущение, иду по комнатам. В большинстве из них даже чехлы с мебели не сняты. Гостиная и еще три комнаты выглядят жилыми, но остальные помещения под толстым слоем пыли похожи на серые заброшенные могилы. В гостиной же, наоборот, жизнь бьет ключом, полно бутылок виски и содовой, везде валяются американские газеты и журналы с фотографиями людей, которые мне абсолютно неизвестны и останутся таковыми. За исключением шикарной няни, в доме графа больше ни души.
Я выдвигаю несколько ящиков комода, заглядываю в шкафы, чтобы придать правдоподобия своей миссии, затем спускаюсь в прихожую, где обнаруживаю сексуальную няню за чтением последнего номера комиксов " Микки - Мауса".
- Вам удалось найти очки? - спрашивает меня обалденное существо.
- Нет. Старый граф начинает терять нить жизни и, очевидно, ошибся, решив, что оставил их здесь.
- Вы очень быстро вернулись; наверное, плохо искали, - иронизирует она.
Я отвечаю скороговоркой, словно автомат, смазанный по всем правилам:
- Если бы вы пошли со мной, то я бы, естественно, растянул удовольствие.
Она ухватывает мысль и даже немного краснеет. Целомудрие - всегда хорошо. Мужчинам это нравится. Если мужчины изрекают глупость в присутствии особи женского пола и эта особь опускает глаза, они, как правило, представляют себе, что наткнулись на этакую малышку-сестру Терезу, и их тайной мечтой становится овладеть малышкой-сестрой Терезой.
- Вы здесь одна? - удивляюсь я.
- Нет.
- А, ну да! Я забыл.
- Со мной Джимми, - говорит она, указывая на коляску.
- Но это пока еще не совсем компания.
- Приходите, когда он проснется, вы наверняка измените мнение.
Эта няня нравится мне все больше и больше. В особенности ее ноги. Если собрать вместе несколько дюжин отличных ног, то со стороны остальных обладательниц наверняка начнутся охи да вздохи.
- Вы американка?
- Нет, я из немецкой Швейцарии. Из Цюриха.
- Ну тогда да здравствует Швейцария! - говорю я искренне. - Вы его кормилица?
- Нет, всего лишь няня. У нас есть не только молочные коровы!
- Жаль, я бы с удовольствием поприсутствовал при кормлении Джимми.
Тут вы, конечно, думаете, что я слишком сильно бросаю конфетти в воздух. Но что вы хотите? Когда рядом со мной персона сорок второго размера, я ног под собой не чую. Мне в самый раз облиться скипидаром, чтобы вновь обрести себя.
- А ваши хозяева? - говорю я, не в силах оторвать взгляд от ее горящих глаз, способных привести к банкротству всех торговцев льдом.
- Что хозяева?
- Их здесь нет?
- Нет, он снимает...
Я делаю вид, что не понимаю, и это мне удается значительно легче, чем уложить ее в постель с первого взгляда.
- Что значит - он снимает?
- В Булони. Они снимают перебивки по сценам во Франции...
- Он режиссер?
Теперь наступает ее очередь играть сцену под титром "Дурачок, как же ты не понимаешь?" Сцена вторая из третьего акта.
- Нет, он актер... Вы пришли из агентства и не знаете, что сдаете дом Фреду Лавми! Я закатываю глаза.
- Фред Лавми!
Конечно же, я знаю этого господина! И вы тоже, очевидно! Актер номер один в Голливуде! Герой огромного количества нашумевших фильмов, среди которых (цитирую по памяти) "Дикая себоррея", "Групповой инстинкт" и, прежде всего, эпохальная лента "Девять с половиной сантиметров", получившая "Оскара". Помните этот фильм? Там капитально воплотился талант Ким Чахоткингер, получившей "Гран-при" туберкулезного санатория в Каннах за лучшую женскую роль.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43